Коник-остров. Тысяча дней после развода - Татьяна Рябинина
Иван запустил пальцы в волосы, превратив их в воронье гнездо. Покачал головой, усмехнулся криво.
— Знаешь, не буду врать. На твоем месте подумал бы то же самое. Хотя был еще один вариант. Дождаться меня, показать и спросить, что за херня.
— Я так и собиралась. Хотя бы для того, чтобы посмотреть на твое лицо.
— Но вместо этого спросила, что у меня с Соломиной. Ну а я психанул первым, не дожидаясь раскрутки скандала. А ты свалила. И я даже не сомневался куда.
— И все-таки… Вань?
— Хорошо, — тяжело вздохнул он. — Ты не хотела, чтобы я касался подробностей твоего… недогрехопадения. Я тоже решил кое-что опустить. Я когда домой ее притащил и в постель сгрузил, пошел себе кофе сварить. На кухню. Она выползла и начала всякое разное говорить. Про тебя в основном. Я вроде как и не слушал, но кое-что все-таки зацепило. Так сильно зацепило, что подвис маленько. Она поняла по-своему, начала мне рубашку расстегивать. И вполне так даже расстегнула. И почти сняла.
— А ты не сопротивлялся, конечно.
— Нет. Ну ты вот хотела с Магничем трахнуться мне назло, но тормознула. И я так же. Подумал: да какого хера я из себя целку изображаю, ты-то себе ни в чем не отказываешь. Но уж больно она была пьяная. Пардон, не встало.
— Вот облом, — натужно рассмеялась я. — Но иероглиф заметила. Хотя и пьяная была.
— Заметила. У нее там панель зеркальная над столом. Спросила, что это значит. Я сказал.
— И чем кончилась эросцена?
— Да ничем, — скривился Иван. — Надел рубашку и ушел. Ну а дальше… Размер и расположение запомнила, значение узнала. Найти в сети картинку не проблема. Это моя версия. Другой нет.
— Ну и на что она рассчитывала, когда мне это прислала? — теперь непоняток больше не осталось, но стало так тоскливо, что хоть в озеро головой. — Что я тебя выгоню, а она подберет? Хотя… кое-что ей и правда перепало.
— Разово. После этого я с ней даже не разговаривал больше ни разу. Она пыталась, но… скажем так, не получилось. На что рассчитывала? Может, и на это. А может, просто нагадить, раз уж не вышло.
— Вот нагадить как раз вышло, — я встала и подошла к дереву, на которое обратила внимание еще утром. Старая-престарая облезлая ель с какими-то вырезанными знаками на стволе, давно заплывшими смолой. Провела по ним рукой и спросила: — Что это?
— Карсикко. Ритуальное дерево. Их тут много, по всему озеру. И по берегам, и на островах. Здесь и другие есть, но этот самый старый. Лет триста, не меньше. Это языческие знаки, по разным поводам. Но чаще погребальные. Если дерево гибло, их вырезали на другом, рядом.
— Значит, здесь где-то захоронение? — я поежилась. — Той самой чуди?
— Да, наверно.
Мне хотелось перевести разговор на что-то нейтральное, потому что уже была переполнена по самую маковку, но получилось немногим лучше. Стало совсем кисло. И ощущение потустороннего взгляда усилилось до предела. А сколько еще времени здесь придется провести, одному богу известно. Об отпуске я уже и не думала. Выбраться бы отсюда и домой вернуться. Хоть когда-нибудь.
Глава 26
Иван
Злостью полыхнуло так, что аж в глазах потемнело. На Сашу, на Соломину, на себя. Только Магнича, как ни странно, стало почти жаль. Так, брезгливо-снисходительно: да, не повезло тебе, мужик, но ты сам виноват, нечего на чужой каравай рот разевать. Впрочем, вспышка эта была короткой. Как накатила, так ушла, оставив сосущую пустоту, в которую провалилось все: и прошлое, и будущее. Остался только маленький островок настоящего, висящий в этой пустоте, как вон тот — с тремя соснами.
Настоящее — это мы с ней здесь, на Конике. Выживать и ждать, когда нас отсюда заберут. Заберут же когда-нибудь, ведь правда? Ну а остальное уже неважно. Вот и поговорили, все выяснили. Что дальше?
А ничего…
Наверно, и к лучшему.
— Можно, я пойду пройдусь? — спросила Саша, глядя в сторону.
— Иди, — кивнул я. — Только осторожнее, в болото не залезь.
Мне тоже сейчас стоило побыть одному. Прожевать, проглотить, попытаться переварить все услышанное. Состояние было… как после долгой тяжелой болезни. Уже, вроде, ничего не болит, но сил нет.
А их и правда не было. Словно выжали и мокрой тряпочкой бросили на траву. Я подгреб под себя мох и лег у костра. Нет, не думал, не анализировал, не делал выводов. Просто прокручивал в голове то один эпизод, то другой, повторял про себя то, что говорила она, и то, что говорил сам. Как будто раскладывал пасьянс.
Саши не было долго. Уже начало смеркаться и я хотел идти ее искать, когда она вышла из леса. Вытряхнула из завернутой полы куртки несколько крепких боровиков, села на чурбачок поближе к огню.
— Саша…
— Все нормально, Вань, — она быстро отвернулась, но я заметил и покрасневшие глаза, и распухший нос. — Это надо просто пережить. Ничего. Все будет… — наверно, хотела сказать «хорошо», но поняла, что не катит. — Все будет в порядке.
Мы доели холодную рыбу с грибами, запили травяным псевдочаем, похожим на отвар перепревшего сена.
— Как желудок? — спросил, собирая кости.
— Пока держится, — улыбнулась Саша. — А твой?
— Тоже. Молодцом, решил не усугублять. Но, боюсь, потом отомстит. Попрошу у Ермоны травок каких-нибудь.
— Она мне понравилась. Все понравились. Даже Тамара. Хотя она такая… суровая. Наверно, было у нее что-то в жизни тяжелое, не просто так ведь в монастырь ушла.
— Было, — кивнул я.
— Расскажи мне про них.
Я говорил долго, обо всем, что знал. И об их прошлом, и о жизни на Ильинском. Только о том, что Ермоне осталось совсем недолго, говорить не стал. И так было слишком грустно.
— Повезло тебе, можешь к ним приезжать, разговаривать, — Саша повыше застегнула молнию на куртке и спрятала руки в рукава. — Да и Надя мне понравилась. И дедушка у них такой забавный.
— Дед Ленька — вообще ходячий прикол. Он раньше рыбачил, туристов по озеру возил на Карабасе.
— На чем? — удивилась Саша? — На Карабасе?
— На карбасе. Лодка такая. Вообще парусная или гребная, но он моторчик поставил и рассекал по всему озеру. Звал ее Карабас-барабас. Ну это мне рассказывали, я не застал. А потом жена умерла, дети еще раньше разъехались кто куда. Карабас рассохся и на дрова пошел. Дома сидеть скучно, вот и нанялся на биостанцию лаборантом-подсобником.
Я вдруг забыл, что не люблю разговаривать.
