Дружба, Inc - Алиса Лисина
— Обещаю, что буду очень внимательной, — произношу серьезно. — И если у меня возникнут сомнения, я сразу тебе позвоню. Договорились?
Ленины слезы высыхают почти мгновенно. Она ведь не знает, что у меня не возникнет сомнений. И по этому вопросу я не позвоню ей никогда.
Когда мы наконец прощаемся, она снова выглядит счастливой.
Я тоже счастлива. Мне не в чем подозревать своего мужа — разве это не повод для счастья? Хотя интересно было бы как-нибудь внезапно вернуться с работы и убедиться, что он действительно один. И узнать, по каким именно делам он поехал сегодня утром. Ну и заодно проверить списки вызовов в его мобильном (хотя он им толком и не пользуется).
Ревность? Да что вы, о какой ревности речь? Просто из любопытства…
В выходные от нашего дома до метро «Южная», где обитает Тома, двадцать минут езды. В будни втрое больше, особенно если выезжаешь в шесть вечера. И весь этот час я провожу в состоянии полнейшего дискомфорта. Это все из-за нашего подарка.
Выбирать подарок для Томы всегда сложно. Муж утверждает, что она все равно ничего не оценит, и он абсолютно прав. Стоимость подарка для Томы не имеет значения (она ведь не выходит из дома и не знает, что сколько стоит). И презент на тысячу рублей скорее всего окажется для нее приятнее, чем нечто за тысячу долларов.
За десять с лишним лет совместной жизни мы уже дарили Томе все, что можно. Навороченные кухонные комбайны. СВЧ-печи последней модели. Духи. Украшения. А как-то даже газонокосилку, которая якобы была ей просто необходима для дачи в шесть соток.
Последним подарком были очень красивые золотые сережки с изумрудами. Сережки привез папа, летавший по работе в Таиланд. Зная, что он не разбирается в золоте и не умеет покупать подарки, смело можно утверждать, что стоили они максимум сотню долларов. А скорее всего пятьдесят. А то и двадцать. И в том, что это были именно золото и изумруды, я совсем не уверена.
Мама заявила, что изумруд — не ее камень. Естественно, папа тут же отдал сережки мне. У меня в ушах итальянские серьги за восемьсот долларов, но папа не способен увидеть разницу.
Было это накануне последнего Томиного дня рождения, и муж тут же сообщил, что их-то мы ей и вручим. Мол, нечего всякой дряни валяться в нашей квартире. Мне было немного неудобно, но Тома от презента пришла в восторг. Правда, тут же выяснилось, что у нее не проколоты уши, но ради такого случая она обязательно их проколет. Разумеется, она этого не сделала.
Впрочем, подаренный нами кухонный комбайн она тоже куда-то убрала и ни разу им не пользовалась. СВЧ-печь (Тома о ней мечтала, поскольку кто-то сказал ей, что продукты, приготовленные в печке, очень и очень полезны) служит подставкой для чайных чашек. А газонокосилка и пять лет спустя стоит на балконе и не торопится выезжать на дачу.
Такова наша бабушка Тома, и тут ничего не поделаешь. Се ля ви, как выражаются в районе метро «Южная».
На сей раз мы везем с собой куклу Барби. Нет, вы не ослышались — куклу Барби. Якобы Тома на днях сказала нашему ребенку, что давно о ней мечтает. Ребенок передал это Игорю. Игорь пошел в «Детский мир» и купил эту чертову Барби.
Теперь мы везем ее Томе. А я думаю о том, что будет, если окажется, что наш ребенок не так понял бабушку. Или ослышался. Или вообще все придумал.
Я представляю себе Тому, которой мы торжественно вручаем куклу для маленькой девочки. Томе, между прочим, исполняется шестьдесят три года. Не совсем подходящий возраст для игры в Барби. Она вполне может счесть нас за умалишенных и тайком вызвать «скорую помощь». Или обидится, решив, что мы заподозрили ее в старческом маразме.
На лестничной клетке оглушительно пахнет едой. Муж мрачно втягивает носом воздух. Сегодня ему опять предстоит голодать. Томину кухню он просто не переносит. И это при том, что бедная Тома накануне любого праздника проводит у плиты минимум два дня. Так по крайней мере она рассказывает.
В коридоре тесно от верхней одежды и обуви. Родственники моего мужа славятся тем, что всегда опаздывают. Однако сегодня большая часть гостей почему-то прибыла вовремя. Может, они несколько дней постились накануне Томиного угощения и теперь им не терпится поскорее оказаться за столом?
Бабушка с ее больными ногами без труда выходит нас поприветствовать. Из кухни доносятся довольно сильные и не очень приятные запахи. Тома считает, что продуктам ни к чему сохранять свои полезные свойства. И уж если жарит, то до черноты, а если варит, то до тех пор, пока в кастрюле не получается пюре. У каждого свой вкус. Или отсутствие вкуса.
— Ох ты, мое солнышко! Приехал к бабушке, мой зайчик! Мой сладкий котик, не забыл, что у бабушки день рождения!
Тома ведет себя так, словно нашему ребенку не почти десять лет, а минимум вдвое меньше. Впрочем, она вела себя точно так же, когда ему было полгода.
— Бабушка, мы тебя поздравляем, желаем счастья, здоровья и вообще всего!
Ребенок выпаливает поздравление скороговоркой и с поразительно бездушным выражением. Всех этих котиков, зайчиков, лисят, солнышек и т. д. (а бабушка Тома весьма изобретательна) он ненавидит. Муж вполголоса замечает, что для лисенка таких размеров пришлось бы копать нору экскаватором. А если бы котики столько ели, то кошковладельцы разорялись бы на кошачьих консервах.
Ребенок буквально впихивает бабушке куклу и деловито отправляется мыть руки. Судя по всему, ему очень хочется подкрепиться.
Я замираю от ужаса. Тома умильно улыбается и благодарит нас за столь ценный подарок. Муж иронично кивает и целует ее в щеку. Не то чтобы я носила на душе камни, но если бы носила, они бы сейчас точно с нее свалились. И теперь поздравления льются из меня, как виски «Уайт хоре» из разбитой мужем двухлитровой бутыли.
Ребенок поспешно выскакивает из ванной. Руки он наверняка не мыл, в лучшем случае ополоснул. А то и просто открыл воду для видимости, а сам строил перед зеркалом рожи.
— Бабушка, когда за стол?
— Проголодался, мой зайчик, — умиляется бабушка. — Сейчас, лисенок, сейчас пойдем…
Ребенок начинает бубнить, что он не лисенок, не зайчик, не котик и так далее и тому подобное. Это тоже вполне традиционно. Тома, словно
