Разрушение в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

— Если уж на то пошло, в этом инциденте виноват не только Виктор, — сказал Оскар, и я обернулась, чтобы увидеть, что Вик уже ушел. Оскар смотрел на меня сквозь линзы своих очков, непроницаемый, как всегда. — Некоторые парни просто не знают, как делиться своими игрушками, — пробормотал он, заходя в дом прежде, чем смогла ответить.

Что это, блять, должно значить?

Какое-то мгновение я смотрела, как он уходит, пока Аарон не вышел в коричневых ботинках для работы, без шнурков, его джинсы были низкой посадки. Он натягивал через голову чистую белую рубашку. Мои глаза наблюдали, как плотная ткань прижимается к твердым плоскостям его груди, его твердые соски было трудно не заметить. Он поправил футболку, заметив, что я смотрю, и слегка улыбнулся. Это была грустная улыбка. Это должно быть так, чтобы между мной и им не было никаких искренних чувств.

Мы через многое прошли, Аарон Фадлер и я.

— Я взял кошелек, — сказал он, когда встал рядом со мной, кладя коричный кожаный квадратик в задний карман, — Мы можем остановится и взять парочку молочных коктейлей или еще что.

Я фыркнула.

— Ты все еще слишком стараешься быть хорошим парнем, — сказала я ему, слегка покачав головой. — Мы больше не в средней школе. Мы не будем останавливаться и брать гребанный коктейль из аппарата постмикс.

— Почему бы и нет? — спросил Аарон, останавливаясь рядом со мной. — Что в этом такого?

— Просто это больше не мы, — сказала я, вспоминая время, когда мы оба были относительно…нормальными. Я отвернулась, ветер подхватывал пряди светлых волос с розовым оттенком и развевал их вокруг моего лица.

— Видишь ли, тут ты ошибаешься, Берни, — тихо сказал Аарон. Я повернулась и увидела, что он смотрит на меня с такой интенсивностью, на которую я не думала, что он способен. Внутри я все ждала, когда он постоит за меня перед Виком, поборется за нас. Внешне я не ничего ему не давала, несмотря на отчаянную мольбу в его взгляде. — Мы можем жить во тьме, но это не значит, что нам не разрешено наслаждаться лунным светом.

С очередным смешком я отвернулась и зашагала по тротуару. С его длинными ногами Аарону не понадобилось много времени, чтобы догнать меня.

— Этому меня научили девочки, — сказал он, засовывая татуированные пальцы в передние карманы джинсов. Он почти выглядел на семнадцать, когда делал так, слегка сгорбившись. В большинстве случаев я бы определила его как человека лет двадцати пяти. Полагаю, вот, что насилие и тяготы делают с человеком. Мы стареем быстрее других. — Ты должна искать счастье где и когда можешь, потому что никогда не знаешь, когда ты начнешь грести в шторме.

Я шла быстрее, делая вид, что раздражена им и его тупыми метафорами. Он не знает, что я люблю метафоры. Мир иногда слишком сложный. Он куда более приемлем, если разбивать его на милые слова и цветочные фразы.

— Бернадетт, — повторил Аарон, потянувшись, чтобы взять меня за руку. Я пыталась отстраниться от него, но он не позволил мне уйти, притягивая ближе, что наши груди соприкасались. Я взглянула его лицо и что-то темное застряло в моем горло. «Тебе не позволено смотреть на меня так», — подумала я, сердце бешено колотилось. Тебе нельзя смотреть на меня так, словно я что-то значу, не после того, что ты сделал. — Быть частью Хавок должно что-то значит, — он замолчал, но никогда не отрывал свои глаза от моих. — Должна быть какого-то рода жертва, иначе это просто бесполезная клятва.

— Да? — пошутила я, пытаясь проглотить темноту, забивающую рот. Она толстая и приторная и ощущается как пепел на языке. Может это то, что имел в виду Аарон, когда сказал это? Потому что ощущалось, словно мой рот забит углем. — Какова была тогда моя жертва?

Лицо Аарона смягчилось, и он поднял татуированную руку, чтобы прикоснуться к моей щеке.

— Ты всегда хотела нормальной жизни, теперь ее у тебя не будет, — тихо, почти обнадеживающе, сказал он, словно он ожидал, что это откровение пошатнет меня. — Это то, чего ты всегда хотела, Бернадетт, — я убрала его руку, но вместо этого Аарон лишь поместил ее на изгиб моей талии. — А все чего я когда-либо хотел была ты.

— Чья это была идея? — спросила я, вся дрожа. У меня снова появилось желание убежать. Если бы я не беспокоилась, что команда Картера может похитить меня по дороге, я бы так и сделала. — Чтобы ты бросил меня.

— Всех их, — сказал Аарон, вздыхая и наконец опуская свои руки с моих боков. Ненавижу признавать, как пусто и одиноко я себя чувствую без его прикосновений. — Ты видела, как это работает, когда дело доходит до цены.

— Ты мог бы сказать «нет», — огрызнулась я в ответ, вся старая боль и злость всплыли на поверхность. Не важно, сколько раз я пыталась притвориться, что это больше не влияет на меня, это ложь. Я не уверена, что действительно оправилась от той боли. — Ты бы мог уйти.

Аарон повернул свою голову и прислонил татуированную руку на свой рот, закрывая глаза.

Но также как я сказала ему, что я никогда не смогу вернуться в Нантукет, также он никогда не смог бы отказаться от защиты Хавок его сестры и кузины. Мы лишь повторяем мечты, которые имели друг для друга, мечты, которые слишком далеки от реальности, чтобы быть правдой.

— Они твои друзья, — выдавила я, снова находясь на грани слез. Я не плакала два года. Я скучала по Пен с каждым вдохом, при каждом шаге, с каждым биением сердца, но я не плакала. Теперь я не могу перестать это делать. Как я и сказала, это должно быть своего рода чистка, возможность для моего измученного духа изгнать всю эту тьму через рот. — Они могли помочь тебе, не принимая в банду.

— Мы не банда, Берни, мы — семья, — сказал Аарон, когда он поставил руку на бок. На его правом бицепсе была татуировка, которую я раньше не видела, но которую я отказывалась признавать. Это было мое имя, написанное поперек красного сердца, чтобы весь мир видел. Я не