Бывшие (СИ) - Никос Алекса

— Улёныш… — хочу оправдаться, но она будто не слышит моей слабой попытки и продолжает.

— Знаешь. Сложно не поверить, когда видишь видео, где твой любимый мужчина спорит на тебя. Видео же не подделать, тем более, я знаю интерьер зала, видела тогда этого друга. Поэтому, конечно же, я поверила. Не слушая Лилю, которая лепетала что-то о том, как ей жаль, что я узнала вот так, и что она просто больше не может видеть, как ты мучаешься со мной, не зная, как меня бросит, я в прострации вышла из кофе и поехала домой. В нашу квартиру, где последние 2 месяца была так счастлива. С тобой.

Молчит. Собирается с мыслями. А я не знаю, что сказать. Утешения и оправдания запоздали на 5 лет. Ведь спор действительно был, это потом я уже понял, что влюбился в эту маленькую хрупкую девочку со стальным стержнем.

— Ты же знаешь, мне нужно время, чтобы переварить информацию. Я стараюсь не рубить с плеча, но иногда эмоции берут верх, тогда я начинаю совершать глупости, — я киваю, подтверждая её слова, — Тогда на кону стояли наши отношения, поэтому я выключила телефон, потому что знала, что ты будешь звонить. Прорыдалась и уснула с мыслью, что утро вечера мудреней. А проснувшись на следующий день села думать. Анализировала последние месяцы, наши отношения, твоё поведение. Вспоминала все наши разговоры, прогулки, вечера наедине и понимала, что человек просто не может ТАК врать. Даже если он гениальный актёр, даже если он очень хочет заполучить машину друга. В конце концов, спор ты выиграл еще в Новый год, какой бы тебе смысл был продолжать отношения, если они тебе не нужны? Я же никогда тебя не держала силой, не грозилась что-то с собой сделать, например, если ты уйдёшь от меня. Как там еще некоторые девушки удерживают мужчину рядом… И я вспоминала твои глаза, в которых было безграничное море любви и нежности, твои поступки, как терпелив и заботлив ты был, когда я заболела, как ругался, если я совершала какую-то глупость, как выделил мне комнату, которую подписал «комната принцессы драмы», чтобы я могла побыть одна и обдумать спокойно все свои претензии и обиды к тебе. Осознала, что для тебя всегда было важно, чтобы я была в безопасности, тепле и накормлена, что ты всегда думал в первую очередь обо мне: о моих чувствах, желаниях, моём здоровье. От своих размышлений я очнулась к вечеру, твёрдо решив завтра позвонить тебе, а по приезду обсудить этот спор и с лёгким сердцем забыть его, если он для тебя не имеет значения. Потому что для меня точно не имел. Наше первое идиотское знакомство давно уже для меня не значило ровным счётом ничего. Мы ближе узнали друг друга, много разговаривали, обсуждали наши проблемы и решали их, проводили вместе много времени, любили друг друга без устали.

Я улыбаюсь, вспоминая, что действительно была у нас такая комната. Поначалу, если мы ссорились, котёнок любила хлопать дверью и убегать на эмоциях, а утром осознавала и раскаивалась. А я как дурак бегал по городу и искал её, чтобы вернуть домой. Поэтому торжественно выделил комнату, куда она могла бы сбегать от меня, в которой обещал её не беспокоить. И мужественно держал обещание, даже если разрывало от желания. Главное было, что она где-то рядом, пусть и дуется на меня, пусть я знал, что через несколько часов она может выйти оттуда со списком претензий. Мы всегда уже спокойно садились и обсуждали их, ища компромисс.

— А 21 марта мне аноним прислал на почту ссылку на новостную статью. В ней говорилось о том, что сын известного русского бизнесмена Одинцова Игоря Яковлевича в Лондоне не справился с управлением автомобиля, выехал на встречную полосу, столкнулся с фурой и погиб на месте от травм, несовместимых с жизнью. Я не поверила сначала, начала звонить тебе. Твой телефон был недоступен. Решив, что о таком в первую очередь сообщают родственникам, я забила на универ и бросилась к твоему отцу. Он же ко мне хорошо относился, — тут она горько усмехается, а я сжимаю её еще крепче, — Ну я так считала, по крайней мере. Он встретил меня бледный, с перекошенным лицом. Уже по лицу я поняла, что в статье правда. Надо же так играть. И я сорвалась, плакала, просила рассказать, что случилось, спрашивала вдруг тебе чем-то можно помочь, вдруг ошибка. Он сказал, что ошибки нет, что через 3 часа вылетает в Лондон забрать твоё тело, чтобы похоронить его на родине. Я умоляла взять меня с собой, рыдала и стояла перед ним на коленях, цеплялась за него. Откуда-то появился врач и вкатил мне лошадиную дозу успокоительного. Я проснулась только следующим вечером, всё там же, в доме твоего отца. Врач сказал, что Игорь Яковлевич вернётся утром и просил его дождаться. Я дождалась. Для меня все следующие дни были как в тумане. Он действительно привёз гроб, заказал похороны. Помимо нас с ним даже кажется кто-то еще на них присутствовал.

Слышу, как голос дрожит, как Ульяна заново переживает всю ту боль, что тогда ей пришлось вынести. Беру её лицо в руки и стираю дорожки слёз большими пальцами, покрываю поцелуями, надеясь хотя бы немного облегчить страдания. Понимаю, что она должна сейчас выговорится, чтобы в будущем ей стало легче. И чтобы я мог разобраться со всеми скотами, кто это представление устроил.

— Я не верила, до последнего не верила, что ты погиб, — хрипло шепчет Улёныш, пока её взгляд скользит по моему лицу — Но умерла вместе с тобой, когда кидала на крышку гроба горсть земли.

Голос срывается, раздаётся тихий плач. Вжимаю её в себя, слегка покачивая в руках, как маленького ребенка, шепчу ей куда-то в макушку, смешивая слова и поцелуи:

— Тшшшш, тише, родная. Я рядом. Слышишь? Я всегда буду рядом. Пожалуйста, не плачь, не рви мне сердце. Я не знал. Я даже представить не мог…Девочка моя, что же тебе пришлось пережить из-за меня, по моей вине…

— Не по твоей, — Уля качает головой и серьёзно смотрит мне в глаза, — Ты здесь ни при чем. Ты не знал, поэтому не смей себя винить.

Обвивает мою шею руками и прижимается мокрой щекой к моей щеке.

— А дальше… я не жила, вернулась в нашу квартиру, где каждая мелочь напоминала о тебе, не могла есть, не могла спать, даже плакать уже не могла. Спасибо Соне, что была всегда рядом со мной. Я только через пару дней после похорон обнаружила, что мой телефон пропал. Не знаю даже, где и когда это произошло. Но я потеряла последнюю надежду на связь с тобой. Через несколько дней Соня собрала мои вещи и перевезла к себе, они с Владом окружили меня заботой, кормили с ложки, хоть меня постоянно тошнило, выводили гулять. Но это не помогало, потому что весь город напоминал о тебе. Я видела, как мы гуляем по набережной, как бежим под дождём через дорогу, как обедаем в кафе, обсуждая планы на выходные. Это было невыносимо, я не знаю как ребята это терпели. Через пару дней Влад отвёз меня в больницу, потому что мой организм по-прежнему не воспринимал пищу и я таяла на глазах. Там врач порадовал меня новостью о беременности. Во мне жила частичка тебя, частичка нашей любви, которую я могла потерять, если бы не взяла себя в руки. Я подумала, что в родном городе мне пока слишком сложно оставаться, Сонечка решила так же и позвонила Максу, обрисовав тому ситуацию. Он тут же примчался и отругав за скрытность забрал меня в столицу.

Когда Улёныш вспоминает о муже, на лице расцветает нежная улыбка, а я чувствую, как внутри ворочается чёрная ревность. И зависть. Я ведь мечтал на ней жениться, но не успел. Вмешался мой отец со своими грандиозными планами на мою жизнь и разрушил всё, до самого основания.

— Ты в него влюбилась? Поэтому вы поженились? — стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, но непроизвольно вопросы вырываются грубым рычанием.

Уля смотрит на меня, как на ненормального, вижу, как в глазах вспыхивает удивление и… осознание?

— Волкодааав, так Макс тебе ничего не рассказал? — я млею от этого прозвища, произнесённого с такой нежностью в голосе, которую я не слышал уже 5 лет. До меня даже не сразу доходит вопрос.

— Ты о чём? Что он должен был рассказать?

Ульяна оглядывается, будто только замечая, где мы находимся и морщится.