Вера в сказке про любовь - Евгения Чепенко
— Иду.
Двери лифта в «Пандоре» с тихим шуршанием отъехали в сторону, и я оказалась прямиком в теплых объятиях.
— Пришла, — прошептал он мне в губы, прежде чем продолжить целовать, и, прежде чем настойчиво уводить за собой в квартиру.
Прижатая к стене в его спальне, остро ощущая его желание сильнее, чем свое, чувствуя его спешку и удовлетворение от каждой мелочи во мне, я вдруг осознала, почему никак не могла понять его поведение. Свет сильный, умный, ответственный, он абсолютный, но он ребенок. Очень рано повзрослевший ребенок. Непредсказуемый, безгранично обаятельный сорванец. И именно со мной этот сорванец высовывает нос постоянно. А разве можно предугадать поведение первого на деревне хулигана? Сложно. Вот и я не справилась.
— Вера, — пробормотал он с исступлением, и я послушно извернулась, позволяя раздеть себя.
А потом я вновь оказалась на его кровати и вновь изнемогала от его любопытного, изучающего взора, от нежных горячих ладоней. Время тянулось патокой. Я чувствовала, твердо знала, сколь сильно он хочет, но он заставлял себя терпеть, позволял себе мучиться желанием, умножая его ежесекундно мной. Странная, сладкая, изощренная пытка для него и бесконечное безумное наслаждение для меня. Разве передашь словами, как потрясающе видеть и чувствовать, что мужчина изнемогает, слышать, как он надрывно стонет от каждого твоего легкого движения и вздоха, знать, что причина тому — ты.
Знание мне понравилось, слишком понравилось.
Я уперлась обеими ладонями ему в грудь и заставила перекатиться на спину. В таком положении могла видеть его лицо, и, судя по выражению, Свет совсем не возражал оказаться подо мной. Больше — в его глазах читались восторг и напряженное ожидание. Он замер, кажется, и дышать глубоко боялся. Теперь к мучениям приступила я. Была его очередь быть моим предметом изучения.
Всего минута. Он выдержал максимум минуту, после которой мне пришлось ловить его руки. Теперь я старалась удержать их, крепко прижав к матрасу, а ласку продолжила губами и языком. Впрочем, так он выдержал еще меньше.
С измученным стоном Свет силой попытался освободить руки. После недолгой борьбы вновь сдался. Получив это маленькое добровольное поражение, я не стала изводить его дальше.
Горячий, сильный, нежный, безумный. Весь мой и весь во мне. Он шептал и выгибался. В почерневших глазах не читалось ничего, кроме дикого напряжения. Он лишь прикрывал их и стискивал зубы в такт моим движениям. Сжимал мои пальцы, уже не замечая, что я по-прежнему удерживаю его руки. Я сама через мгновение потерялась в нем. Все, что слышала — мое имя, которое он с изнеможением шептал снова и снова. Все, что чувствовала — наслаждение, током проходящее по телу от каждого его движения во мне, его стремление быть глубже. Чем лучше ему удавалось последнее, тем острее, ярче становилось наслаждение.
Теперь он сжимал мои пальцы до боли, метался подо мной. Не чувствовал себя, свое тело. Он чувствовал меня, существовал для меня, кончал в меня. Женщина никогда не отдается мужчине настолько, насколько мужчина способен отдаваться ей. Насколько он способен принадлежать ей, насколько беспомощен перед ней. Со всем своим физическим превосходством и природной выносливостью он всегда слаб лишь перед одним созданием — женщиной.
Я неотрывно наблюдала за Светом, стараясь проникнуть в его мысли и чувства. Каждое мое движение, каждый вздох должны были продлить его безумие. Не столь важно получить удовольствие самой, сколь растянуть удовольствие для него. Пусть дольше вот так мечется, пусть дольше растворяется во мне — я приложу максимум усилий. И дело вовсе не в альтруизме или влюбленности, как может показаться на первый взгляд. Нет. Есть в моем характере одна тяжелая черта: я — бесспорная и абсолютная собственница, когда речь заходит о мужчине… моем мужчине. А Свет мой. Он сам так решил.
Стремление обладать целиком, заставить принадлежать только мне — вот истинная цель того, что я делаю, и оно же мое высшее удовольствие. Нет ничего более ценного, чем жить с постоянным осознанием того, что ты нужна. Нужна не потому, что носки найти не могут или ужин приготовить, а потому что обнять никого другого не могут. А такое днем с огнем не сыщешь, вот и стремлюсь я всегда инстинктивно завладеть, не отпустить, и сама же несказанно наслаждаюсь этим процессом. Словно игра в кошки-мышки. Поймаю или не поймаю?
— Кошечка, — едва слышно обессиленно прошептал Свет.
Моя сексуальная, восхитительная дичь пристально изучала меня. Я заулыбалась такому совпадению моих мыслей и его обращения, да еще сказку вспомнила о глупом мышонке. Короче говоря, Свет не представляет, с кем связался.
Он поочередно покосился на свои запястья, которые я все еще удерживала, и с немного смущенной озорной улыбкой вновь взглянул на меня.
— Не-а, не отпущу, — с наигранной беспечностью ответила я.
Свет ухватил меня за пальцы, резко и с разочаровывающей легкостью завел наши руки себе за голову так, что я почти упала на него.
— Кто кого не отпустит? — с плохо скрываемым смехом удивился он мне в губы.
— Блин…
Его поцелуи бесподобны, это я уже успела заметить. Они на меня гипнотически действуют. Не отрываясь, он потянул наши руки выше, прижимая меня к себе сильнее таким образом. Теперь я совсем лежала на его груди, потеряв возможность всякого маневра. Да и разве пришло бы мне в голову совершать маневры? Добровольно отказаться от восхитительного молчаливого рассказа, какая я желанная? Никогда. Все его тело, не только губы или язык, даже глубокое сбивчивое дыхание ярче всяких слов говорили обо мне, о его личном восприятии меня.
— Значит, настроение не лиричное? — вдруг прервал поцелуй Свет, в синих глазах затаилась улыбка.
— Что?
— В лиричном настроении ты предпочитаешь быть снизу.
Он это запомнил?
— Ты это запомнил? — растерялась я, в мгновение лишившись как минимум половины прежнего настроя на секс.
Свет вдруг стал серьезным, его взгляд сместился на мои губы:
— Разве такое забудешь?
Вся утерянная половина вернулась обратно. Я напряженно следила за выражением его лица, стараясь не упустить ни единой эмоции.
— Разве забудешь тот свитер, в котором ты по квартире ходишь?
Свитер?
Я прерывисто вздохнула.
Единственный свитер,
