Княжна (СИ) - Островская Алина
— Там Мясник с Волком!
Тариэл
Если хочешь что-либо спрятать — положи на видное место. Окрестности Парижа ведь ни раз прочёсывали.
— Дааа, без шума войти сложно будет, — задумчиво потер заросший подбородок Волк, осматривая особняк, за дверями которого несколько минут назад скрылась фигура Адель.
— Долго тянуть нельзя, — с трудом удерживаю себя на месте.
— Это верно, Орлов тот ещё псих, как оказалось, — согласился Волк, вынимая телефон из кармана, — есть у меня одна идейка…
Через двадцать минут в проем деревянной уличной двери просочились три яркопестрые путаны. Тест на интеллект люди Орлова с блестящим успехом провалили. Я и подумать не мог, что на трёх девиц сбежится добрая половина охраны. Как бы то ни было, когда мы вошли через главный вход, девушки были все ещё одеты, а вот мужики кружили возле них с приспущенными штанами, радуясь своей удаче.
Вот, что делает с людьми работа без выходных.
В затуманенных взглядах читался ужас при виде нас с Волком и дюжины его ребят, вооруженных до зубов. Один из них сорвался с места. Побежал вверх по лестнице, сверкая задницей и путаясь в колошине.
— Пусть предупредит, — кладу руку поверх винтовки, нацеленной на голый волосатый зад.
— Спасибо, девочки. Вы можете быть свободны.
Девочки с торжествующими улыбками проплыли мимо Волка, выхватывая из его поднятой вверх руки, хрустящие купюры.
— Стрелять в голозадых мужиков — это как-то не мой уровень. Свяжите-ка их, ребята, — кивает Волк на двух парней по левую руку от него, — остальные идут со мной.
Вторая половина охраны, предупрежденная беженцем, сбилась в ком возле одной двери. Жалко смотреть — какие-то салаги, честное слово. Озираются по сторонам, покрытые испариной.
— Да что ж такое-то! Серьёзного противника не будет? — возмущается Волк, бросая к двери дымовуху. — Ваш выход, парни.
Столб густого дыма застлал глаза — шёл по приборам. Пожалуй, разочарование Волка я разделял. Адреналин подогревал кровь, остудить которую может только хорошая потосовка.
В сизом мареве кулак сам нащупал чужую рожу. Наконец-то, хоть капля разрядки. Иначе Орловым не выдержать моей ярости. Шаг к заветной двери — ещё один сломанный нос. Эта маленькая заварушка у входа к «боссу», казалось, длилась вечность, прежде чем я шагнул внутрь.
Выстрел раздался оглушающим хлопком. Пуля застревает в косяке двери на уровне моего виска, орошает все вокруг щепками.
Поднимаю взгляд на Егора, крепко сжимающего пистолет в ладони.
— Промазал, — констатирую факт, выстреливая ему в колено. Тот с проклятиями падает на пол, крепко сжимая кровоточащую рану. — А я — нет.
Сталкиваюсь с перепуганным взглядом Адель. Бледная, глаза широко распахнуты, прижимает худенькую ладошку ко рту, подавляя крик. За ее спиной возвышается желеобразное нечто, нездорово ухмыляясь.
— Ещё шаг и я сделаю огромную дыру в этой очаровательной головке, — угрожающе скалится, приставляя к Аделине ствол.
— Меняю девушку на твоего сына, — поднимаю за шкирку Егора, упирая Макар в его бок.
Старший Орлов разразился дурным смехом:
— Думаешь свою жизнь я променяю на жизнь этого щенка? Дайте мне уйти и девчонка не пострадает!
Запущенный случай.
— Если она пострадает, клянусь, я сотру вас в порошок.
— Это мы ещё посмо…
Мимо уха с оглушительным свистом пролетает свинец, утопая в слое сала противника. Орлов театрально закатывает глаза и пыльным мешком плюхается на пол, закрывая рану в районе плеча. Стонет, пёс поганый.
— Иван! — гаркнул Волк на своего бойца.
— Прости, командир, армейский рефлекс…, - виновато пробубнил шкаф два на два.
— Рефлекс! А если бы в девчонку попал?! — недовольно размахивает руками.
Адель отскакивает от распластавшегося тела, сперва отшвырнув в сторону огнестрельное.
— Вы очень вовремя, — прижимает ладонь к груди, оглядываясь на раненных Орловых. Прячется за мной, переводит дыхание, уткнувшись лбом в мою спину.
— Поднимите их, — отдаёт приказ Волк, по-хозяйски расхаживая вдоль убогого кабинета. — Что ж, уважаемый Василий Петрович, пришло время расплачиваться за свои заслуги…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Погоди, Волк, не торопись. Сначала он вернёт все, что украл у Разумовских, затем передаст информацию о наркотрафике пилюль и только потом…
— Я даже пальцем не пошевелю! — хохочет старший Орлов и, как по мне, так совершенно заслуженно получает по своей наглой морде. Давно кулаки чешутся.
— Не хочешь? Заставим!
Аделина отошла к окну, развернувшись спиной к дивану, на котором важно восседали хлопцы. Хочет присутствовать, но глаза ее не привыкли к жестокости. Что поделать, иначе в нашем мире не получается.
Егор сидит притихший, глядит в одну точку потухшим взглядом, витая где-то далеко. Не пугает его ни Волк, ни я, ни куча ребят с оружием наперевес.
— Предлагаю сделку, — вдруг выдаёт он, поднимая, пропитанный осмыслением взгляд.
Волк удивлённо присвистнул.
— В обмен на свою свободу я выдам всю информацию, бумаги, явки и пароли. Помогу переоформить, украденное имущество, обратно на Разумовскую.
— А как же я? Об отце совсем не думаешь, щенок!
Егор отстранённо взглянул на отца и хладнокровно заявил:
— Я свою жизнь на твою не променяю.
Аделина
Покидала особняк, крепко прижимая к груди детские шкатулки. Таро шёл за мной тенью, защищая, казалось, от всего враждебно настроенного мира. За спиной раздался выстрел, спугнувший стайку ворон, ютившихся в облысевшей кроне дуба. Как бы я ни желала возмездия, осознание, что этот хлопок стал точкой в жизни, пусть и паршивого, но все же человека, отдавалось щемящей болью в груди. Глаза наполнилось слезами.
— Нам нужно поскорее убраться отсюда. Все же достаточно пошумели, — торопил Таро, помогая занять место в машине.
— Я рада, что все наконец закончилось…, смахнула ладонью одинокую слезинку, наблюдая в окно быстро сменяющийся пейзаж.
— Ты умница, хорошо держалась. Открыть их получится? — кивнул на шкатулки в моих руках.
— Конечно, все просто. Здесь зашифрованы географические координаты городов, в которых мы с сестрой родились, — кручу колёсики на своей шкатулке, выставляя цифры в нужном порядке, — я — в Париже, Злата — в Москве.
— Действительно, ничего сложного, — весело хохотнул. — И ты что же, наизусть их помнишь?
— Свой — да. Сколько раз его вводила… так… девятьсот двадцать восемь восточной долготы, — раздался щелчок затворного механизма, — готово!
Внутри, на синем бархате лежала небольшая чёрная флешка и, запечатанное в конверт, письмо.
— Вторую откроешь?
— Нет, она не моя. Отдам ее Злате, — исполненная нетерпением, вскрываю свой конверт.
«Дорогая дочь!
Мне остаётся лишь теряться в догадках о том, какой путь ты проделала, прежде чем прочесть это письмо. Я безмерно счастлив тому, что ты смогла.
В шкатулке лежит флешка. На ней вся информация о новационном лекарстве. Лекарстве будущего. Прошу тебя доработать его и выпустить в свет. Закончи мое дело.
Прости за то, что скрывал правду о себе. Я пытался вас уберечь…
Горжусь тобой, моя маленькая принцесса, и очень люблю!
Папа».
Наконец, достигла точки невозврата, позволяя себе разрыдаться. Я тоже люблю тебя, папочка, и очень скучаю…
Таро глядел на меня перепуганными глазами, не понимая причины, вдруг случившегося срыва. Остановил машину, в ближайшем кармане, пробежался по письму глазами.
— Иди сюда, — прижал к себе, умостив подбородок на моей макушке.
Сколько так просидели посреди оживлённой магистрали — одному Богу известно. Всхлипывала на широкой груди Таро, роняя слёзы на его темно-синий пуловер. Он гладил меня то по волосам, то по спине, пришёптывал что-то успокаивающее:
— Все позади. Теперь ты сможешь вернуться в родной дом, оплатить учебу сестре и ни в чем себе не отказывать. Продолжить дело отца.
— Да, но это не вернёт мне родителей…
С этим утверждением не поспоришь. Он тяжело вздохнул и прижал меня к себе сильнее, предоставляя возможность как следует выплакаться ему в «жилетку». Женщине иногда надо вот так просто поплакать. И это большая удача, если рядом есть тот, кто подставит для этого своё плечо, а не станет упрекать в плаксивости и чрезмерной впечатлительности.