Берег. Свернуть горы - Юлия Крынская
— Тебе очень идет быть мамой, — прошептал ей на ухо, — До встречи с тобой я и не помышлял о детях. Но теперь меня бесповоротно влекут мечты об уютном доме и потрескивающих дровах в камине. Днем будем играть с нашими детьми на мягком пушистом ковре перед ним, а по ночам любить друг друга без устали. И никакого экстрима.
Юля движением плеча сбросила его руку и встала, чтобы передать уснувшего ребенка матери.
— Знаешь, — она присела рядом с ним на корточки и, подняв с земли ветку, нарисовала дом с трубой и струйком дыма из нее, — в одной песне есть такие слова: «Воровка никогда не станет прачкой, а вор не станет спину гнуть». Ты не думаешь, что в один прекрасный день тебе захочется скинуть домашние тапочки и, забив на детей и меня, вновь отправиться спасать мир?
— Почему ты так решила? — оторопел Роберт.
Зеленые глаза возлюбленной приобрели стальной оттенок и она отчеканила, впечатывая каждое слово ему в лоб:
— Да потому, что ты вчера, не моргнув, поставил на кон свою жизнь, а стало быть, и мою. И, если бы ты не вернулся, я бы тоже умерла. И не было бы в нашей жизни детей, камина, пушистого ковра, да и нас самих тоже.
Роберт отвел взгляд. Юля перечеркнула дом, встала и, подхватив ружье, скрылась в зарослях. Эдвард подошел, чтобы налить себе чай, и с тревогой взглянул на Роберта:
— В воздухе запахло ссорой. Что на этот раз?
— Врезала, так врезала. Спасибо не при всем честном народе, — Роберт бросился вслед за Юлей. — Стой, не нужно тут ходить одной.
Она замерла.
— Любимая, я очень виноват перед тобой, — Роберт встал у нее за спиной. — Ты уже жалеешь, что связалась со мной?
— Я этого не сказала, — Юлины плечи подрагивали.
— Тогда что ты имела в виду?
— Я имела в виду, дорогой, — она повернулась к нему, — что при таком образе жизни мы вряд ли сможем завести детей.
Роберт отобрал у нее ружье повесил за спину и слегка встряхнул бунтарку.
— Я клянусь тебе, что никогда больше не поступлю так глупо и безответственно, errare humanum est[1]. Человеку свойственно ошибаться.
Она тут же парировала:
— Amicus Plato, sed magis amica veritas[2].
Роберт нахмурился и, подхватив возлюбленную на руки, пристрожил:
— Ты можешь говорить что угодно, но я за камин и ковер. И ты будешь рожать мне детей. Потому что я хочу их иметь от тебя.
— Львенок, да я-то только за… — начала она.
— Скажи, что любишь меня, — он провел по ее щеке кончиком носа, — и больше можешь ничего не говорить.
— Я очень люблю тебя.
— Пойдем к машине.
— Поставь меня, — Юля вывернулась из его рук. — Я хочу здесь немного погулять. Ты вообще мне обещал фотосессию. Я размечталась, думала ужастик тут инсценируем, что-нибудь дикое и симпатичное.
— Ужастик ты уже с блеском инсценировала вчера, — Роберт скользнул взглядом по дереву за Юлиной спиной. — А теперь молча иди за мной. Только не дергайся.
— Что случилось? — Юля послушно пошла след в след за бесшумно отступающим Робертом.
— А теперь оглянись и посмотри внимательно на дерево, — улыбнулся он.
Юля обернулась и увидела змею, толщиной с руку. Она покачивалась на ветке, и ее голова с кулак молотобойца нацеливалась явно в их сторону.
— Жесть, — прошептала Юля и… упала в обморок.
Роберт еле успел подхватить ее. Он вынес Юлю на поляну, недоуменно взглянув на отца, ожидавшего их возвращения.
— Что случилось? — Эдвард бросился к ним навстречу.
От его крика мирно спящий Багг проснулся и сел, протирая глаза. Роберт положил Юлю на брезентовое полотнище у костра и склонился над ней:
— Джу, родная, все в порядке! — он подул ей на лицо и похлопал по щекам.
Эдвард бухнулся рядом на колени и свесил подзатыльник Роберту:
— Опять довел ее?
— Еще в угол меня поставь. Принцесса всего-навсего увидела питона, — Роберт снова пошлепал ее по щекам.
— Джулия испугалась… змеи? — Эдвард удивленно поднял брови и взял Юлю за запястье, нащупывая пульс.
Она глубоко вздохнула, открыла глаза и прохныкала:
— Где она? Поехали скорее отсюда.
— А как же фотосессия? — подколол ее Роберт.
Эдвард рассмеялся.
— Ах, Джулия, Джулия! — он поцеловал ей кончики пальцев. — Ты не перестаешь меня удивлять. Но я рад, что некоторые человеческие слабости тебе не чужды, а то после вчерашнего я уже не знал, что и думать.
— Это и правда забавно, — Роберт не мог прогнать с лица улыбку.
— Обхохочешься, — буркнула Юля, но не выдержала и рассмеялась.
Во время завтрака задумались об официальной версии вчерашнего происшествия. Ситуация оказалась достаточно щекотливая. И о том, что Роберт попал к туземцам в плен, и тем более о Юлином вмешательстве решили умолчать в лагере. Эдвард боялся, даже не того, что официальное расследование может задержать их, а то что оно может закончиться не в их пользу. После еды начали собираться в дорогу. Маттиас с любопытством заглядывал во все сумки. Юлины розовые носочки сразили его наповал. Он долго и восторженно разглядывал их, а потом натянул на себя. Шимпанзе прижал одну лапу в носке к груди, посмотрел на Юлю такими глазами, что она сразу согласилась передать их ему в вечное пользование.
Фаррелл-иладший отозвал Джонни в сторону.
— Прости, — Роберт пнул носком ботинка камень, — получается, я не выполнил свою часть договора.
Джонни похлопал его по плечу:
— Твоя женщина решила мою проблему, — он кивнул в сторону Юли. — Правда, другим путем.
У Роберта округлились глаза.
— Каким? — удивился он. — И, кстати, как ей удалось забрать у тебя камень? Я думал, ты с ним уже не расстанешься.
— Попробуй этой бестии что-нибудь не дай, — рассмеялся Багг и показал на свое исцарапанное лицо. — Когда я вернулся один, то думал, она с меня шкуру спустит. Это ее работа.
Роберт охнул и прикрыл рукой рот.
— Нормально она тебя отделала.
— Твой отец еле оттащил от меня эту демонюгу, — Багг покосился в ее сторону. — Она словно парализовала меня своим криком. А когда вырядилась таким чудищем и с голыми титьками к дикарям отправилась, я уже просто не решился с ней спорить. А алмаз? Он был нужен, чтобы отомстить шаману за мою женщину, которую тот убил. Джулия потребовала камень, чтобы спасти тебя и надрать им задницу. О такой изощренной мести, которую она воплотила в жизнь, я даже не мог и мечтать. Так что, считай, мы
