До конечной - Елена Николаева
— Что произошло? Тимочка, ты почему весь мокрый?
— Бабуля, я нылнул. Осинь глубако. Папа меня спас.
— Как нырнул? — мама тут же хватается за сердце. — Яна? — переводит на нас с Женей обеспокоенный взгляд. — Он тонул? О чём Тимофей говорит?
— Мам, ты только не волнуйся, — отрываясь от Жени, спешу её успокоить. Тим с мостика в воду свалился. Промок. Вот и всё. Ванну приготовь, пожалуйста. И воду погорячее. Их обоих нужно согреть.
— А ты? Ты тоже вся промокла. Яна, тебе нельзя болеть! — глаза её стают влажными. Обнимаю, чтобы успокоить.
— Всё обошлось, мам, не плачь. Я сейчас же переоденусь. Ладно?
— Угу, — смахивает слёзы, обращая внимание на промокшего до нитки Захарова. — Господи, детки мои родные, да что же это происходит-то у нас? Беда за бедой подкрадывается.
— Ольга Егоровна, — Женя становится рядом со мной, приобнимая меня за талию, — теперь всё будет хорошо. Обещаю вам.
— Как же вовремя вы приехали, Евгений. Она здесь с ума сходила. Вас сам Бог послал. Боже мой, Тимошка, пойдём купаться. Несите его за мной.
Мама с Германом скрываются в ванной комнате, я растеряно смотрю им вслед, запахивая потуже Женькин пиджак, который он набросил на меня у озера. Зарываюсь носом в ткань, насквозь пропитанную его пьянящим запахом. Делаю медленный вдох, впуская в себя необходимый наркотик, и замираю, почувствовав его руки на своих плечах.
— Замёрзла? — в затылок шелестит бархатный голос. Руки Жени, скользнув вниз по моим, смыкаются на животе. Жаркие ладони приступают медленно поглаживать его. Я не протестую. Если папа хочет поделиться своим теплом с нашим малышом, почему бы и нет? Но когда ласки принимают более настойчивый характер, особенно в районе груди, я тут же пытаюсь прервать их, разворачиваясь к Захарову лицом.
— Тебе нужно пойти с ними, — стараюсь не выдать накатившее волной возбуждение. — Я маму заберу. Вам с Тимом места в ванной хватит. Он будет рад твоей компании.
Вырваться не получается. Женя, сцепив руки в кольцо вокруг моей талии, притягивает к себе обратно. Ещё секунда, и я растаю, глядя ему в глаза, поддамся новому искушению. А мне ужасно не хочется этого делать. Ни к чему хорошему наше перемирие не приведёт. Я снова вернусь в его дом на правах любовницы. Снова испытаю унижение…
— Пойду, если ты поможешь мне раздеться. Плечо потянул. Ноет, — последнее слово мурлычет на ухо, обжигая его касанием языка. Прихватив губами мочку, заставляет моё тело взорваться неописуемым удовольствием.
Боже, как ему удаётся без труда лепить из меня покорную и со всем согласную женщину?
— Я не умею так как Вика… — вырывается из меня машинально. Не могу придушить свою ревность. Она ключом бьёт изнутри, охватывая душу пламенем.
— Она уволена, — безапелляционно сообщает, ввергая меня в лёгкий шок.
— За что?
— Нарушила профессиональную этику.
— Переспав с непосредственным начальником? — не могу не съязвить, как и не в силах забыть тот день, когда увидела их в душе.
— Я не сплю с подчинёнными. Никогда не нарушал этот кодекс. Тем более, у меня есть любимая женщина, которой я собираюсь сделать предложение.
Не могу поверить в то, что он снова делает ошибку. Моё сердце не выдержит очередной осечки.
— Прекрати, Жень. Не время сейчас об этом говорить. Может быть ты уже развёлся? — вскидываю на него опечаленный взгляд. Женя на секунду выпускает меня из рук, чтобы взглянуть на часы.
— Ровно пятьдесят восемь минут назад…
* * *
Как громом сразивший, притягивает обратно к своей груди.
К себе прижимает. Честно смотрит в глаза.
Не выдержав пристального взгляда, отвожу свои в сторону. Из меня вырывается нервный смешок. Я столбенею от его слов. Мысли закручиваются в скоростную воронку. Не могу ухватиться ни за одну из них. О чём это он?
Лишь спустя какое-то время смысл сказанного начинает достигать клеток мозга. С каких пор развод получают в небе? Где Стелла? Ради нас он бросил жену-инвалида? Хочу ли я такое счастье? Чего я вообще хочу? О чём я вообще думаю?…
— Почему ты молчишь? Яна? — Захаров, конечно же, замечает моё оцепенение, берёт меня за подбородок и поворачивает лицо к себе. — Тебе нечего сказать?
— Ты весь мокрый, — начинаю нервно тараторить, всё ещё не веря в то, что он разведён. Я же так этого ждала. Каждую секунду мечтала. А сейчас растерялась, как глупая дурочка… — Идём, я помогу снять одежду, — хаотично цепляюсь пальцами то в одну погувицу, то в другую, не в состоянии расстегнуть прилипшую к телу мужчины рубашку. — Нужно тебя согреть. Нужно в ванну… Женя… Ты простудишься… Я… Нужно… Да-да... Пойдём…
— Яна! — резко повысив тон, прерывает мои метания. Вздрагиваю. На глазах неожиданно выступают слёзы. — Прекрати, малыш. Посмотри на меня. Я не шучу. Теперь мы можем пожениться.
— Жень.., — ощущая нарастающую в теле дрожь, прикрываю веки и продолжаю твердить, как мантру, заклинившие в голове слова, — тебе нужно… согреться…
— Ни хрена со мной не случится! Посмотри мне в глаза!
Несмотря на уверенный и даже настоятельный тон, в голосе Жени звучат мягкие и просительные нотки, по которым без труда узнаю прежнего мужчину. Того, кем он был до аварии. Поднимаю взгляд, инстинктивно засовывая руки в карманы его пиджака. Сама того не ожидая, нащупываю кое-что интересное и до боли знакомое. Зажимаю в ладонях «горькие воспоминания» и вытаскиваю наружу, в тот момент, когда его ладони обхватывают моё лицо, а губы, по которым я ужасно скучала, врезаются в мои, вдребезги разбивая между нами последние ледяные стены недопонимания.
Как же сладко, больно и нежно…
Губы Захарова мягкие и в то же время напористые. Вторгаясь в мой рот языком, Женя на пару секунд теряет контроль. Руки уверенно опускаются к пояснице, ласкают то попу, то спину, переключаясь с нежности на грубость и наоборот. Я чувствую его эрекцию, и у самой живот скручивает сладостными судорогами. В нём разливается покалывающий жар. Белье бессовестно намокает. Стоит ему коснуться меня между ног, и я позорно зафиналю...
— В ночь перед аварией я набрал твой номер и спросил, — говорит охрипшим голосом, прервав на секунду поцелуй. — «Мышь, почему ты ещё не спишь?» Я чувствовал, ты рассматривала своё помолвочное кольцо, которое я тебе подарил. Ждал, когда вынесешь вердикт.
