Капкан для двоих - Кристина Майер
Он рассказывает про условия сделки, про то, что никогда не был с ней близок, не было ни обряда, ни регистрации брака, и она давно должна была переехать из родительского дома, но те в память о сыне держатся за единственного внука. Я слушаю, каждое слово пропускаю через себя. Мне не становится легче, хотя Амир объясняет, что не хотел меня расстраивать. Не хотел, чтобы я переживала из-за отказа его родителей признавать наш брак. Головой я понимаю… нет, пытаюсь понять, найти оправдания его поступку, а сердце продолжает кровоточить. Новые факты причиняют новую боль. Какой девушке приятно узнать, что родители любимого мужчины тебя не приняли, отвернулись, даже не познакомившись? А мне казалось, что родители должны радоваться за своих детей, быть счастливы, что те нашли свою любовь и создали настоящую семью.
К моей боли добавляется боль Амира. Он не станет жаловаться на родителей. Я даже такой ситуации представить не могу, чтобы мой сильный мужчина говорил о том, как несправедливо они себя вели и ведут до сих пор. Стальной характер, он пытки будет терпеть, стиснув зубы. Наверное, еще в детстве научился со всеми трудностями справляться сам. А ведь даже сильным мальчикам нужно дарить нежность, заботу, любовь, внимание. Амир недополучил. Не умеет открываться и доверять людям. Для него семья – ребята из отряда, мои братья… и я.
Разворачиваюсь лицом к двери, веду ладошкой, будто глажу его лицо. Он не может меня видеть, это и к лучшему. Хочется заполнить пустоту внутри него, но я сама пуста. Из меня выкачали все теплые эмоции, а боль продолжает топить. Оставить его там, за дверью? Он не уйдет. А для сильного мужчины показывать свои слабости – ломка. Я не хочу и не буду его ломать. Не стану такой, как его родители. Но я не простила. Обида еще дышит во мне. Не построить крепкой семьи без доверия.
Поднимаюсь на ноги. Открываю замок. Амир входит, стоит на месте, но я чувствую, что сдерживается. Видит заплаканное лицо, его всего корежит.
– Мы не будем сегодня продолжать этот разговор, просто ляжем спать, – тихо, но твердо. – Когда я буду готова, мы к нему вернется.
Он чувствует, что мне нужна тишина, может, она нужна и ему. Я ложусь под одеяло, устраиваюсь на краю. Закрывает дверь, проходит в комнату. Ложится поверх одеяла за моей спиной, руку кладет на талию, притягивает к себе. Так и засыпаем…
Глава 68
* * *Амир
Если я думал, что утром она захочет поговорить – ошибся. Я почти всю ночь пролежал рядом без сна, а она во сне тихо стонала и плакала.
Девочка моя, да что же ты делаешь? Я же все исправлю, мир переверну, никому обидеть не дам. Вот зачем ты себе и мне душу рвешь? Маленькая совсем…
Прижимал крепче к себе, будто боль мог на себя перетянуть. Тяжелая ночь, выматывающая, а утро не приносит облегчения. Карина уходит в душ, запирает дверь.
Роняя голову на ладони, пытался думать. Хрен там. Решетило ее эмоциями, нутро все в дырах. Я не знаю, как ей помочь, что нужно сделать? Как исправить?
Карина выходит полностью одетая, даже волосы высушила. Отмечаю, что это пипец как больно. До вчерашнего дня душ и ванну мы часто принимали вместе, она не закрывала дверь. Я входил без стука. Иногда оставался в стороне, мог возбуждать ее разговорами: говорить хриплым голосом комплименты, рассказывать, что хочу с ней сделать. Иногда срывался, заходил к ней, прижимал к стене…
Если я был занят, то из душа она выходила в полотенце, которое сексуально роняла к моим ногам, стоило на нее взглянуть. Играла, провоцировала. Тянулась за трусиками и медленно их надевала, срывая все предохранители. Теперь вакуум, пустота, я задыхаюсь без своей девочки!
– Поговорим? – я всю ночь прокручивал наш разговор в голове, а сейчас понял, что она не хочет меня слушать… не может принять.
– Нет, – как и ожидал. Сорваться тянет, прижать к себе, но она такую броню выставила, не прорваться.
– Поедем домой? – словно перерезал провод на часовом механизме бомбы за несколько секунд до взрыва, и пока отсчитываются последние секунды, жду, что станет с моей жизнью. Разметает на ошметки или дадут шанс все исправить?
– Поедем, – не смотрит на меня, едва слышно.
В машине молчим. Карина смотрит в боковое окно всю дорогу. Дома сразу уходит в спальню. Следующие два дня проходят по одному сценарию. Она практически не ест, я заставляю хоть немного перекусить. На занятия не ходит, телефон выключен. Со мной говорит вежливо, отстраненно – и только отвечая на вопросы или «не хочу». Ночью я засыпаю рядом с ней, Карина не гонит, но она не рядом. Холод и пустота. Не получается ее согреть, заполнить, с каждым днем она сильнее отдаляется, утекает.
Что?! Ну что мне нужно сделать, моя девочка?! Скажи, не мучай, не убивай нас!
На третий день она входит в кухню, когда я готовлю ужин. Встает у окна, смотрит во двор. Даже от этого присутствия все рецепторы оживают, впервые сама подошла близко.
– Не получается отпустить эту ситуацию, – тихо произносит, рука с лопаткой над плитой застывает. – Не могу, – надрыв в голосе, меня вновь прошивает ее болью. Я уже не раз думал поставить на эти воспоминания блок, заставить ее забыть и запретить вспоминать, но она снимет, и потом будет апокалипсис.
– Я хочу помочь, ты разрешишь?
– Гипноз? – губы дергаются, но ни ухмылка, ни улыбка так и не появляется на губах.
– Нет, хотя соблазн есть, – честно признаю. – Поговорить… открыться… Выслушай меня… пожалуйста, – застываю в ожидании ее ответа.
– Хорошо.
– Я, не задумываясь, отдал бы жизнь, лишь бы в твоих глазах вновь искрило счастье, – я каждый раз готов умереть за идею, за родину, за политиков, которые играют судьбами простых людей и навариваются на этом, отмывая капитал. За нее я с радостью умру. – Я никого не любил до тебя, я даже не знал, что так можно любить. До тебя и не
