Её несносный студент - Виктория Победа
А потом я ее мою, намыливаю хорошенько, ни единого сантиметра кожи не пропускаю. Ксюша со мною тоже самое проделывает, смущается, конечно, куда без этого, но делает. И мне так хорошо, с ней хорошо, и каждое ее прикосновение отдается теплом где-то глубоко внутри. Я снова ее целую, она же как наркотик, мой самый любимый наркотик, и в какой-то момент понимаю, что пора нам заканчивать эти водные процедуры, потому что мне все еще ее мало, и я снова ее хочу.
Смываю с нас пену, и в последний раз коснувшись губ Ксюши, выключаю воду и выхожу из душевой кабинки. Тянусь за полотенцем, висящем на крючке, оно большое, настолько, что мне не составляет труда завернуть в него свою Александровну.
— Не холодно?
— Нет, — она качает головой, губу нижнюю прикусывает. — Мне хорошо.
Моя ж ты сладкая.
Вытираюсь наскоро вторым полотенцем, бросаю его в стиралку и натягиваю джинсы, после чего подхватываю на руки Ксюшу и выношу ее из ванной.
— Ты с ума сошел, — вроде возмущается, а сама улыбается, лицо у меня на груди прячет.
Сошел. Давно сошел. Как только ее увидел, так и сошел.
На руках несу ее в комнату, только там опускаю на плотный ковер. Из шкафа достаю пижаму и смешные такие, простенькие трусишки, все-таки я был прав. Вот она моя Александровна, маленькая, смущающаяся девочка, в самых простых хлопковых трусиках. Такая нежная, домашняя, я ее сожру, точно сожру.
— Можно, я хотя бы оденусь сама? — смеется, отбрасывая полотенце на кровать, а я сглатываю густую слюну, скопившуюся во рту. Бляяя…
И, видимо, выражение, отразившееся на моем лице, Александровну отчего-то пугает, глядя на меня растерянно, она прикрывает руками грудь.
— Убери руки, — рычу, потому что не хрен от меня прятаться, она только что кончила со мной в душе, дважды, на моем члене.
Убирает послушно руки, не сводя с меня взгляда.
— Нет.
— Что нет?
— Одеться ты сама не можешь, — подхожу к ней, сажусь на корточки, — подними ножку.
Она краснеет опять, но делает то, что я говорю, позволяет натянуть на себя белые хлопковые трусики.
— Ложись, зеленкой мазать тебя буду.
— Ты слишком много командуешь.
— Привыкай, Александровна, в доме главным буду я, — усмехаюсь, подталкиваю ее к кровати, убираю лежащее на ней полотенце, отбрасываю его на самый край кровати.
Ксюша на мои слова никак не реагирует, ложится молча на живот. Беру стоящие на столе зеленку и ватные палочки, возвращаюсь к своей малышке и приступаю к столь ответственному занятию. Ксюша вздрагивает при каждом соприкосновением горячей кожи с ватной палочкой, пока я старательно мажу новые пузырьки, возникшие на теле. Их, к счастью, не много.
— На спину, — командую, и Ксюша переворачивается, на меня смотрит, улыбается.
Осматриваю соблазнительную грудь, к которой так и хочется прикоснуться, сжать, прикусить, облизнуть. Я чокнусь, совершенно точно тронусь умом. Я же словно маньяк, завожусь с полуоборота. С животом и грудью справляюсь еще быстрее, а потом от греха подальше натягиваю на Ксюшу пижаму, под громкий смех своей Александровны.
— Смешно тебе, значит? — улыбаюсь, опрокидываю ее на кровать, сам сверху нависаю.
— Ты такой… такой милый, когда пытаешься сдерживаться, — улыбается, глаза светятся, вот такой она всегда должна быть, улыбаться, смотреть на меня блестящими от счастья глазами.
— Милый значит?
Кивает в ответ и приподнявшись, тянется к моим губам. Бляяяя…
Отрываюсь от нее, едва справляясь с дыханием.
— Что-то не так? — спрашивает настороженно.
— Не так, — соглашаюсь, — без трусов как-то со стояком не очень удобно, — она моментально вспыхивает, взгляд отводит.
Нет. Мне никогда это не надоест.
Посмеиваясь, поднимаюсь с кровати, иду к своей сумке и достаю из нее трусы, спортивные штаны и футболку. Быстро переодеваюсь, под пристальным взглядом, с интересом наблюдающей за мной Александровны.
— Скажи, я красавчик? — подмигиваю, улыбаясь.
— А еще очень скромный.
Собираюсь ответить, но в этот самый момент раздается стук в дверь. Кажется, мы разбудили ребенка. Открываю дверь, на пороге стоит малявка, смотрит на меня снизу вверх. На ней сыпи побольше будет, вся зеленая, смешная такая, в пижамке розовой, в тапочках с огромными ушами, принцесса маленькая. Глазками хлопает, кулачками маленькими их потирает, хорошенькая она все-таки.
— Ну привет, — улыбаюсь и подхватываю малышку на руки.
Она смеется и под звонкое «Егор», тянет ко мне свои пухленькие ручки, обнимает меня, так по-детски наивно ко мне прижимаясь. А я перевожу взгляд на Ксюшу, и снова натыкаюсь на это обеспокоенное выражение лица, на тень страха и недоверия.
Да что ж такое. Где я так накосячил, что каждый раз, когда малявка ко мне тянется, Александровна в лице меняется. Ничего, это мы с ней еще обсудим.
— Выспалась? — обращаюсь к малявке.
Она кивает, а потом добавляет:
— Да, кушать хочу.
— Ооо, ну раз кушать, значит надо идти готовить. Помогать будешь?
Я ведь тебя люблю...
Егор
— Я приготовлю, — отзывается Ксюша, порываясь встать с постели.
И я, конечно, рад, что ветрянка в ее случае обходится без осложнений, но вот эта активность мне сейчас не нужна. Лишняя она, неправильная. Я вполне способен справиться сам, в конце концов вон на руках у меня помощница сидит и отчаянно кивает, нахмурив маленькие бровки.
— Ты будешь лежать, — произношу безапелляционно, — верно, принцесса? — перевожу взгляд на малявку, продолжающую деловито кивать.
— Егор.
— Все, Ксюш, ты нас задерживаешь.
Подмигиваю ей и выхожу из
