Роберта Ли - Притворство
Хотя Энн была уверена, что никогда не настанет день, когда она не вспомнила бы о Поле, но вскоре выяснилось, что это совсем не так. Снова пошли репетиции пьесы, и она была настолько занята, что ни на какие другие мысли, кроме работы, времени уже не оставалось.
Эдмунд не мог сдержать своего волнения с первого прогона пьесы.
Как же ты подходишь к этой роли! Насколько же все стало правильным, - обратился он к Энн в конце репетиции. - Это очевидное, единственное верное решение: ты должна протянуть руку к Фрэнку. Каким же я был дураком, что не понял этого раньше. - С головы немедленно слетел берет, а пухлые ручки взметнулись к небу. - Если бы только Пол был здесь и видел все это!
– Он об этом прочтет, - небрежно заметила Энн, разглядывая кольцо на своей руке, знак ее помолвки.
– Возможно, на это обратит его внимание Сирина. - Эдмунд снова надел берет. - Ее тоже нет в городе. Возможно, они где-нибудь вместе.
Энн подняла голову.
– Я возвращаюсь домой, Эдмунд. Если у вас с отцом будут какие-нибудь соображения по моей роли, он сможет рассказать мне о них утром.
– Прекрасная мысль. Работы осталось немного.
Энн медленно пересекла сцену, спустилась по боковой лесенке и пошла к выходу. Еще одна репетиция закончилась. Приближался день премьеры, и наверняка где-то за тысячу километров отсюда Пол думал о них. Она толчком открыла дверь и вышла наружу. От стены отделилась тень, и сердце ее лихорадочно застучало, заметив Десмонда. Она успокоилась.
Он был недоволен.
– Еще пять минут - и я бы решил, что ты пропала навеки.
– Прости. - Она принужденно улыбнулась. - Но мы дважды прошли финальную сцену.
– Последнюю неделю я тебя почти не видел, - ворчал он, хватая ее под руку. - Еще три дня, - и мы узнаем, будем ли мы зимой без работы.
– Ты бы мог постараться говорить о премьере с большим энтузиазмом, - резко заметила она. - Ты ведь тоже в ней занят.
– По моему теперешнему настроению, мне все равно, провалимся мы или прославимся.
– Десмонд! Как ты можешь так говорить! Он пожал плечами.
– Что ж.., тупой? Я ненавижу и презираю Моллинсона. Почему меня должно волновать, что будет с его пьесой?
– Десмонд! Ты устал. - Она отодвинулась от него и пошла по тротуару. Последнее время всякий их разговор заканчивался ссорой, потому что, как она ни старалась, Пол как приведение стоял между ними и мешал сближению.
Десмонд поспешил за ней и схватил за руку.
– Прости меня, Энн. Не знаю, что со мной происходит.
– Ты ревнуешь, - ровным голосом проговорила она, - и нечего это скрывать. Последние несколько недель мы только спорим. Я больше так не могу. - Она остановилась и повернулась к нему. Свет уличного фонаря посеребрил его волосы, углубил морщины, которые пролегли с обеих сторон.
– Все бесполезно, Десмонд. Ты так же хорошо, как и я, знаешь это. Я думала, что мы сможем быть счастливы, и старалась, как могла.
– Да, - сухо сказал он. - Ты честно старалась не вздрагивать, когда я целовал тебя, старалась не воображать, что это руки Пола обнимают тебя, а не мои.
Он схватил ее руку и повернул перстенек с сапфиром, знак помолвки, так, что камень оказался снизу, а сверху остался видным только платиновый обруч.
– Я надеялся, что однажды на этом пальце будет такое кольцо, но вижу теперь, что так никогда не будет. - Он повернул кольцо по-старому. - Это было прекрасно, пока это длилось, любимая. Лицо ее сморщилось.
– Я чувствую себя такой ужасной из-за тебя.
Мне нечего тебе сказать.
– Ничего и не говори, - улыбнулся он. - Обещаю, что буду сильнее стараться разлюбить тебя, чем ты старалась полюбить меня! - Он тихо и ласково поцеловал ее в лоб. - Я сейчас не пойду с тобой дальше.
Он зашагал по аллее прочь. Энн шагнула было за ним:
– Десмонд, куда ты?
– Пойду напьюсь, - отозвался он, - как могут напиваться лишь провалившиеся актеры.
Позже вечером Энн рассказала родителям, что помолвка с Десмондом расторгнута. Они никак не прокомментировали это, и она с горечью подумала, уж не надеются ли они на восстановление ее отношений с Полом. В первый раз после того, как она взялась за ведущую роль в его пьесе, Энн позволила себе думать о нем. Лежа ночью в постели, она решила, что, если не получается выкинуть его из головы, ей надо будет научиться жить с мыслями о нем.
– Посмотри в лицо фактам, - вслух сказала она. - Ты предоставлена сама себе, и что ты сделаешь со своей жизнью, мисс Лестер, зависит от тебя самой.
Быстро бежали оставшиеся дни, и неотвратимо приближался вечер премьеры.
– Дождались, малышка, - тряхнув головой, пробурчал в день премьеры Лори. - Через несколько часов Лэнгемы выйдут на сцену вместе. Я этого хотел с самого момента твоего рождения, но никогда не толкал тебя на эту дорогу.
– Актерами родятся, а не становятся, - улыбнулась она в ответ. - Сколько раз ты мне это говорил!
– И это правда.., как, впрочем, и драматургами. Нельзя научить быть драматургом, человек может стать им, только если в нем это заложено.
Энн молчала, и в голове снова и снова звучали слова отца: "Нельзя научить быть драматургом". Как верно! Первоначальные талант и тяга писать приходят изнутри, а окружающие могут лишь сочувствовать, поддерживать, предлагать, ободрять. Она содрогнулась, вспомнив свои жестокие слова Полу, и подумала, что если она не хочет, чтобы они лежали таким грузом у нее на душе всю жизнь, то должна покаяться делом. За нее должны говорить ее поступки.
Энн и Лори поехали в театр вместе. Во время поездки ни один из них не промолвил ни слова. Молча, они прошли за сцену и расстались перед дверьми своих уборных. Глядя на серебряную звезду, нарисованную на своей двери, Энн невольно подумалось, как бы счастлива была она, если бы шесть месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что она будет играть главную роль в "Маррис-театре". Она вздохнула и вошла в комнату. Успех - понятие относительное. Он значит много или мало - в зависимости от приносимого им счастья.
В уборной было трудно двигаться из-за букетов. Бессчетное количество телеграмм было пришпилено на одной из стен и лежало большой грудой на туалетном столике. Она бегло просмотрела их перед тем, как начать переодеваться. Это напомнило ей дебют у Арнольда Вектора. В тот вечер все прислали ей пожелания успеха, все, кроме Пола. Она надела простое темно-синее платье, зачесала назад волосы и обильно побрызгала их жидкой помадой, пока они не повисли тяжелыми прямыми прядями вдоль ее лица.
Раздался стук в дверь.
– Занавес поднимается, мисс Лестер.
– Спасибо, Джонни.
Она вышла из уборной и поднялась по лесенке к боковой кулисе. Реквизитор передал ей в руки собачий поводок и библиотечную книжку, и она в шелку декорации увидела зал, розовое море неразличимых лиц, голубой сигаретный дымок, проплывающий в свете прожекторов.
