Каникулы влюбленного режима - Маша Брежнева
Нет. Или пусть прислушивается ко мне и моим просьбам, или пусть дальше сам со своими друзьями тусит, без меня.
Наступает утро, и вот теперь уже встречи с родителями не избежать. А это значит, будет допрос по поводу вчерашнего вечера и поведения Германа.
- Доброе утро, Маша, – папа уже на изготовке к допросу. Мама варит суп и приветствует меня более радостно, чем отец.
- Доброе.
- Во сколько же ты вчера вернулась?
- Сегодня. Это было уже сегодня.
- Он тебя подвез, я надеюсь? Проводил? – папа уверенно идет по списку вопросов.
- Да, как и обещал.
Отец многозначительно кивает.
- Вот зря ты, Коля, на мальчика наговариваешь, – снова вступается за Германа мама. – Он старается.
Ну, мама, он своеобразно старается. Пожалуй, оставлю эти мысли при себе.
- Он с нами знакомиться собирается? – папа никак не отвечает на мамину реплику, а продолжает свое.
- Собирается, скажите только, в какой день его лучше пригласить.
- Да хоть сегодня. Чего тянуть?
У меня слегка округляются глаза. Сегодня? Я думала, папа не будет так торопиться. Да и можно мне просто свидание с Германом, в конце-то концов! Без детей, вожатых, друзей, родителей! Просто вдвоем. Я вообще сколько раз с ним нормально наедине была? Не считая трех поездок в его машине, вечера в беседке и момента, когда Федя с Виталиком закрыли нас с Шацким в комнате, такие ситуации можно по пальцам пересчитать. И в основном это пятиминутные моменты в «сотке» или около нее.
- Может, завтра? Сегодня мы хотели погулять вдвоем, – слегка вру, приукрашивая «я» на «мы», но только в благих целях.
- Хорошо, завтра так завтра. Ждем твоего Германа на беседу.
Судя по всему, воспитательную. Но Шацкий сам уже пообещал прийти, так что назад пятками нельзя.
Удивляюсь, заметив прилетевшее от Германа «доброе утро». Во-первых, еще слишком рано, а во-вторых, я думала, что он не будет со мной весь день разговаривать после того, как я его слегка отшила. Но он ведет себя, как ни в чем не бывало.
«Доброе. Увидимся сегодня? Вдвоем»
Герман Шацкий:«Соскучилась уже?»
Зараза. И ничего я не соскучилась! Ну, может, самую малость.
«Мы вчера не на той ноте закончили. Хочу поговорить по душам»
Герман Шацкий:«Просто поговорить? И даже целоваться не будем?»
Господи, дай мне сил и терпения, раз познакомил меня с этим кучерявым во всех смыслах мажором.
«А вот пойдем, и узнаешь»
Герман присылает смайлик, подкатывающий глаза, а я живо представляю, как это делает он сам. Может подкатывать сколько хочет, на меня это не действует. А вот когда он говорит, во сколько может за мной заехать, я себя чувствую гораздо лучше. Я бешусь от него, но видеть его хочется только все сильнее и сильнее. Волшебная способность Германа Шацкого – раздражать и привлекать одновременно.
Он приезжает ко мне после обеда. Все так же галантно сажает меня в машину, правда, не целует. Ждет что ли, что сама это сделаю? Мы едем в парк, не переговариваясь, а я занимаю себя тем, что перелистываю песни и выбираю, что нам послушать. И когда уже выходим из машины, оставляя парковку позади, Герман все-таки решает спросить.
- И чем бы ты хотела заняться?
- Помнишь, ты говорил, что нам надо многое наверстывать? Кажется, там было что-то про хороший кофе и поцелуи перед всем городом.
- А, ну это легко, – Шацкий за один шаг приближается ко мне, словно срывается с цепи, на которой его никто особо и не держал, берет мое лицо в свои ладони и начинает целовать.
О да, это поцелуй, который определенно не стоило бы показывать всему городу, чтобы не осуждали, не обсуждали и не завидовали. А вообще кому какая разница? Делаем то, что хотим, ведь это наша жизнь. Герман целует так сладко, что даже отлипать от его губ не хочется, и потому я целую в ответ, обнимая парня (своего парня, на минуточку), цепляясь за плечи и все плотнее и плотнее к нему прижимаясь.
- Дел стало на один пункт меньше, правда? – спрашивает Герман, все-таки отрываясь от меня, хотя это дается ему с трудом.
- Поцелуи перед всем городом?
- Именно они. Идем, я знаю, где нам взять хороший кофе. И потом обсудим вчерашнее.
Непроизвольно вздрагиваю, потому что переживаю за результат этого разговора, пусть и сама хотела скорее все обсудить. Заметив, что я начала нервничать, Шацкий коротко целует еще раз и ведет за собой в парк.
Мы молчим, только держимся за руки, не разлепляясь. Идем рядом, подставляя лица августовскому солнышку. В городе, как всегда, жара, а в лагере, вдали от бесконечных пробок и толп людей, было легче и приятнее. И все же я люблю место, в котором мы живем.
- Пока ты не начала разговоры по душам, у меня есть к тебе вопрос, – первым заговаривает Герман. – Что, все-таки, тебе вчера сказал Фил? Ведь ты хотела уехать, а потом передумала.
- Я же говорила, что это секрет.
- Да ладно, Маш, я тоже должен понимать, что этот друг про меня наплел.
- Ну Герман… Ничего такого он не «наплел», – повторяю это его слово. – Просто хотел сказать, чтобы я не рубила с плеча.
- А ты уже собиралась? – его глаза скрыты за солнцезащитными очками, но я искренне уверена, что там дикое удивление.
- Я просто хотела уехать домой. И да, может быть, я собиралась больше никогда не приходить в эту компанию. Но Фил сказал, что это нормально, если у нас с тобой разные взгляды на некоторые вещи, ведь у вас с ним они тоже разные.
- Маш, послушай, мои друзья – не такие большие говнюки, как ты подумала. Хотя есть и второй вариант, в котором я самый большой говнюк на свете.
Молчу, не зная, что на это ответить. Самокритично и даже неожиданно для Германа.
- Вау. Кажется, ты как-то сильно на себя наговариваешь.
- Если хочешь что-то сказать, то лучше говори, полегчает, – предлагает Шацкий, но я вспоминаю, как все высказала ему в лагере. И потом мы дулись друг на друга и не разговаривали.
- Я просто хочу, чтобы ты четко понимал, какая я. Ты знаешь, что я не какая-то скучная девочка, у которой совсем нет интересов помимо учебы и желания
