Аномалия (СИ) - Юнина Наталья
Потапов забирает у меня задачу и вчитывается в ее содержание.
– Тромбоцитопения. Метапластическая анемия.
– Не с этого надо начинать, – тут же встревает безвкусная.
– Обрати внимание на последнюю строчку. А именно, клетки Боткина-Гумпрехта. Для чего они характерны? – так спокойно произносит Потапов, от чего меня колбасит еще больше.
А ведь я знаю это, но, черт возьми, нет ни одной мысли. Как такое может происходить со мной?
– Это хронический лимфолейкоз, стадия ремиссии, – противнейшим голосом произносит Анастасия, мать ее, Игоревна. – Ну что, берем еще одну задачу или сразу до конца августа набираемся уму разуму?
– Еще одну.
Так не бывает! Очередная задача и снова гематология! Прочитав дважды условие, до меня вдруг доходит. Потапов это сделал нарочно. Сукин сын! Не боясь реакции, тянусь за еще одной задачей и очередная гематология. Ну уж нет, позориться не буду, до конца августа, значит до конца.
– Набираюсь уму разуму до конца августа.
– Ну, так бы сразу и сказала. Зачет будешь снова сдавать нам двоим. Сергей Александрович, а вы уж поднатаскайте Ариэль Константиновну с вопросами гематологии.
– Поднатаскаю, – готова поклясться, что он испытывает самое что ни на есть наслаждение. – Ответ нет, – неожиданно произносит он, как только мы остаемся в кабинете вдвоем.
– Что?
– Ты спрашивала, буду ли я скучать по тебе как по студентке. Не буду. Мы еще три недели продолжим наше тесное сотрудничество. Так уж и быть, ночами будем не только трахаться, но и обучать тебя основам гематологии.
Тянусь к папке с задачами, но Потапов резко ее перехватывает.
– Ты специально выбрал все задачи по крови, чтобы я провалилась!
– Неужели я настолько плох?
– Я тебе этого никогда не прощу!
Глава 34
Глава 34
Ну давай еще расплачься при нем. Позорище. Хочется провалиться сквозь землю от обиды и непрошенных слез.
– Я тебя ненавижу.
– Женщины любят бросаться громкими словами, поддаваясь эмоциям. В особенности произносить излюбленное «никогда». Это глупо, Эля. Выпей кофе, успокойся и иди принимать новенького, – был бы рядом кипяток облила бы только так. – И не переживай, никто тебе не запорет твой будущий красный диплом. Даже такая как Настя, – до чего я докатилась, что даже не подумала ни о стипендии, ни о дипломе. – Более того, она не будет принимать у тебя его повторно, потому что через две недели она уходит в отпуск. А уж, если совсем спойлерить: за практику никто не ставит оценок. И уже сегодняшним днем она поставит тебе «зачтено». Но, конечно, тебе об этом не скажет и, по ее версии, ты будешь мучиться оставшееся время до пересдачи. А была бы скромнее и не бесила ее, она бы и не вздумала принимать у тебя сегодня зачет. Кстати, в качестве бонуса разрешаю тебе покрошить сегодня ночью чипсами на моей кровати.
– Ты меня унизил. Ни перед кем-то, а именно перед ней. Серьезно думаешь, что после этого между нами будет все по-прежнему, и я еще раз окажусь у тебя в квартире?!
– Если бы я хотел тебя унизить, я бы дал тебе в качестве пациента для демонстрации практических навыков мудака из пятой палаты, с которым ты успела поконфликтовать. И задавал бы при этом такие вопросы, на которые даже ты, имея неплохие знания, не ответила бы. Что касается задач. А разве ты знала ответы на них? Более того, моя дорогая, я сделал то, чего раньше никогда не делал. Я задал тебе настолько элементарный наводящий вопрос про клетки, что ты была обязана обратить на это внимание, покопаться в недрах своих знаний и вспомнить диагноз, зная эти самые клетки. Но ты не вспомнила. И да, я хотел оставить тебя при себе на практике еще на три недели, подсунув гематологию. Но я на самом деле не думал, что у тебя в реале настолько с ней плохо. Ты могла сдать зачет, назови ты просто диагноз, не зная тонкостей. Пусть подтасовка задач была с моей стороны не слишком красивым жестом, но, будем считать, это моей маленькой блажью, чтобы видеть тебя почаще. Да и посмотри на это по-другому. Теперь с лейкозами ты разберешься не к госэкзаменам, а в рекордные сроки.
– Хотел бы научить меня этому, уже тысячу раз сделал.
– Ну, извини, что поставил выше желание проводить с тобой свободное время в ином ключе, – да, точно. Свои желания потрахаться. Почему-то об этом я совершенно забыла. Несмотря на то, что я стала его желанием, я для него все равно пустое место.
– Ты сказал, что женщины подвержены эмоциям. А чему подвержен ты?
– Ты хочешь поговорить обо мне? Давай лучше вечером, когда ты остынешь. И лучше кое-чего не делай сейчас.
– Чего?
– По глазам вижу, что скажешь то, о чем потом будешь жалеть. Поэтому не надо, Эля, – тянет руку к моему лицу и заправляет за ухо прядь волос, на что я моментально реагирую и ударяю его ладонью.
– У тебя осталась упаковка моих ватных дисков. Оставь себе, она тебе еще понадобится. В случае, если еще раз ко мне прикоснёшься, я разобью тебе нос. Вот ватными дисками и заткнешь себе ноздри. В качестве бонуса от меня, – парирую в ответ на его недавний «бонус».
Не знаю, каким образом мне хватает сил покинуть учебную комнату без рукоприкладства.
***
Появляться в доме спустя полгода – непривычно и волнительно. Но есть в этом и большой плюс – это отвлекает от противных мыслей и не дает мне скатиться в слезливую кому. Хотя, это как сказать. Стоит мне только увидеть маму, как разреветься хочется еще больше.
– Что случилось? – не быть мне актрисой, увы.
– Ничего, – ну давай, доведи не только себя, но и ее. – Зачет не сдала. Но это фигня, у меня просто дурное настроение, не обращай внимания. Как малявочка? – быстро перевожу тему, пытаясь сделать беззаботный вид.
– Все нормально. Скажи мне, что все-таки случилось?
– Да ничего не случилось. Я вообще к папе пришла. Мне с ним надо кое-что обсудить.
– Ты меня пугаешь, Эля.
– А тебе нельзя волноваться, так что не пугайся. Все норм. Папа же дома?
– Дома. В кабинете.
– Тогда я с ним немножко поговорю, а ты пока можешь что-нибудь вкусненькое сделать? Ну или, может, просто колбаски достать, – и тут понимаю, что больше хочу почувствовать забытый вкус сосисок. «Будешь себя хорошо вести, получишь сосиску». Сукин сын и в мысли влез. – Или лучше сосиски. У вас же все это должно быть.
– С каких пор ты снова стала есть мясо?
– Со вчерашнего дня.
– Ты беременна?
– Ой, мама. Сама знаешь, что я принимаю таблетки. Какая на фиг беременность? Просто захотелось вернуться к старым привычкам. Жизнь слишком коротка, чтобы не есть мясо. Все равно все умрем. Сколько суждено прожить, столько и проживу. Кстати, ты не знаешь куда делся Вадим?
– Понятия не имею. Зачем он тебе нужен?
– Я пока еще не решила. Не волнуйся, мамочка. Все гуд, – целую маму в щеку и иду к кабинету.
Оказавшись у двери, я понимаю, что превращаюсь в трусливое нечто, гипнотизирующее дверь. Ну и как зайти-то?
– Да входи уже.
Черт! Резко вздрагиваю от папиного голоса, прозвучавшего за дверью. Мысль о том, что он в курсе, что я здесь, стало быть, следит за камерами, немного отрезвляет, и я все же вхожу в кабинет. Нет, все равно трусливое нечто, ибо я не знаю как начать разговор.
– А я сначала не поверил, что тебе голову прострелили.
– Что?!
– Голову, говорю, прострелило стрелой амура.
– Какой еще стрелой?
– Той, которая у голого мальчонки в руках. Бог любви или что-то там, ну тебе всяко виднее.
– Что ты несешь?
– Ну, а как еще объяснить тот факт, что ты, да и молчишь?
– Настроения нет разговаривать.
– И тем не менее ты здесь. Сама. Признаться, я этого ждал гораздо раньше.
А вот я не ожидала, что наша встреча начнется не с претензий – есть ли у меня сестра, а с неожиданных обнимашек. Даже как-то неловко теперь наезжать.
– Ну давай, говори.
– Что?
– Эль, ты же не просто так сюда пришла.
