На зависть Идолам (ЛП) - Станич К.М.
— Это кажется потрясающим, — шепчу я, чувствуя укол вины.
А как насчёт других парней? А как насчёт Зака и той милой, мягкой грусти, которую он несёт в своём большом, мускулистом теле? А как насчёт признания Зейда в библиотеке и позора, который он носил в себе целый год? А ещё есть Виндзор и Тристан… Я думаю, секс не так уж много значит ни для одного из них. Им его было достаточно, это уж точно. Нет, я хочу от них чего-то большего. Я хочу, чтобы меня обнимали, тискали и прикасались ко мне. Я хочу, чтобы со мной разговаривали, меня слушали… любили.
Мне нужно увидеть их уязвимость.
— Это кажется правильным. — Я сажусь и спускаю ноги с края кровати, кивая головой в сторону своего чемодана. — У меня в сумке есть презервативы.
Крид приподнимает светлую бровь.
— Как? Откуда?
Я бросаю на него взгляд, моё лицо пылает, моё тело в огне. Пылкий шторм проносится сквозь меня… и-и-и-и-и-и, я снова становлюсь поэтичной. Эх. Но это так верно.
— В меня швыряли презервативами, запихивали их в мой шкафчик и складывали на пороге с начала первого курса. Я девственница, а не идиотка. Я знала, что секс рано или поздно произойдёт, так зачем выбрасывать хорошие презервативы.
— В них могут быть проделаны дырки, — говорит Крид, и у меня кровь стынет в жилах от этого намёка. Это выходит за рамки издевательств, это практически сексуальное насилие.
— Нет, я храню только те, что в запечатанных коробках, — говорю я, и он кивает, наклоняется и расстёгивает молнию на моём чемодане, отодвигая в сторону несколько смущающих кружевных розовых трусиков, пока не находит то, что ищет. Когда он встаёт и тянется к пуговице на своих брюках, я наклоняюсь и выключаю свет.
Вставая, я почти спотыкаюсь, мои ноги слабы и трясутся от всех этих новых ощущений.
Крид хватает меня за локоть и притягивает к изгибу своей левой руки. Правой он своими длинными красивыми пальцами спускает бретельки моего платья вниз, пока оно не превращается в блестящую лужицу у моих ног. Здесь темно, но городские огни отбрасывают достаточно света, чтобы я могла разглядеть очертания его прекрасного лица.
— Не пытайся разыграть меня, — шепчу я, чувствуя лёгкий укол слёз. Сейчас я сильная, но я не хочу быть сильной в чём-то подобном этому. Я хочу раствориться в настоящем моменте, а затем снова найти себя в Криде Кэботе. В этом-то всё и дело. Вот почему я ждала до сих пор, до семнадцати лет. Вот как, когда и где я хочу это сделать. — Не делай из меня ставку, Кэбот.
— Никогда больше, — рычит он, и в его голосе такая свирепость, что я вздрагиваю. На мгновение я вспоминаю татуировку сбоку на шее Зейда, а затем Крид снова целует меня. Он расстёгивает мой лифчик одной рукой, а затем помогает мне снять его. Его рука снимает тяжесть с моей груди, обхватывая её ладонью и разминая мягкую плоть. Его большой палец касается моего соска, и я дрожу.
Мы забираемся на кровать, сверкающие огни Сан-Франциско освещают наши профили, когда мы целуемся, и Крид спускает брюки и снимает их. Возникает небольшая неловкая заминка, когда мы разбираемся с презервативом и надеваем его, а потом мои трусики сползают, и у меня так перехватывает дыхание, что кружится голова.
Крид забирается на меня сверху, переплетая свои пальцы с моими и скрепляет их у меня над головой.
— Последний шанс, Марни, — шепчет он, отпуская меня одной рукой, а другую протягивая между нами. Я ожидаю, что будет немного проб и ошибок, но Крид компетентен даже в новых начинаниях. Святое дерьмо, это происходит наяву. Закрыв глаза, я выдыхаю и жду, когда он прикоснётся ко мне между ног не только рукой.
Медленно, почти мучительно Крид двигает бёдрами вперёд и входит в меня. В одно мгновение мы превращаемся из девственников в… не девственников. По крайней мере, в рамках одного узкого мировоззрения о том, как работает девственность. Есть так много других способов, так много других мнений, но, по крайней мере, у нас есть это, единственный прекрасный момент единения.
— Больно? — спрашивает он, его голос намного мягче, чем обычно.
— Нет, — шепчу я в ответ, и он отпускает мою руку, так что я могу обвить его шею обеими руками. Он опирается на локти, чтобы частично приподняться, но я чувствую вес его тела, вдавливающего меня в матрас, гладкие твёрдые очертания его мышц, когда он выходит, а затем скользит обратно. — Это приятное ощущение. — Мой голос хриплый, глубокий, почти незнакомый моим собственным ушам.
— Так и есть, — мурлычет Крид, утыкаясь носом в мою шею. Сначала он двигается медленно, пока мы оба не становимся скользкими от пота, а затем он двигается быстрее, глубже, жёстче. Между нами нет границ, и я чувствую, что распадаюсь на части наилучшим из возможных способов.
Мы оба издаём тихие, непринуждённые звуки, ворчание и стоны, которые сливаются воедино в темноте.
Отчаянная боль нарастает внизу моего живота, это пульсирующее движение ощущается так приятно, что почти причиняет боль. Когда это кончается, я выгибаю спину и прижимаюсь к Криду, пока он целует меня в шею и продолжает двигать бёдрами, подталкивая меня к краю.
Я дрожу и тяжело дышу, когда он достигает своей кульминации, содрогаясь надо мной, мышцы напрягаются, как камни, прежде чем он внезапно расслабляется и падает на меня сверху.
Мы остаёмся так на несколько минут, прежде чем Крид стонет и скатывается с кровати, чтобы избавиться от презерватива, прежде чем снова присоединиться ко мне.
Я практически парализована, лежу на спине и смотрю в потолок. Вдалеке я слышу слабый вой полицейской сирены.
Крид ложится на бок, подпирает голову руками и наблюдает за мной. Он всё ещё тяжело дышит, и я вздрагиваю, когда он проводит языком по нижней губе. Честно… Я, наверное, могла бы проделать всё это сначала. Может быть, в сто раз больше. В тысячу.
— Ты расскажешь остальным? — спрашивает он, и я бросаю взгляд в его сторону. — Я имею в виду, о сексе.
— Я… — это очень хороший вопрос. Разве я сама не отчитывала их всех за ложь и недомолвки?
— Я имею в виду, что знаю, что ты пока не собираешься выбирать меня.
— Пока нет, — шепчу я, и он садится, придвигаясь ближе ко мне и убирая прядь волос с моего вспотевшего лба.
— Нет. Я пока не жду, что ты выберешь меня. Не раньше, чем я зарекомендую себя. — Он наклоняется и целует меня в губы, крепко, по-собственнически. Мои пальцы ног буквально зарываются в простыни. — А я так и сделаю, Марни. Попомни мои слова, чёрт возьми, так и будет.
На следующее утро я просыпаюсь, чувствуя себя немного разбитой, но полностью удовлетворённой, чего никак не ожидала. Я ухмыляюсь, как идиотка, когда сажусь и провожу руками по лицу, оглядываюсь и вижу Крида, обнажённого и похожего на ангела во сне, его нижняя половина едва прикрыта простыней.
— Эй, — шепчу я, толкая его в плечо. Он ворчит, и один прекрасный голубой глаз открывается. — Нам нужно вставать. Я думаю, мы…
Дверная ручка дёргается, а затем, пока я в шоке разеваю рот, дверь распахивается.
— Не стоит оставлять свой ключ валяться где попало, если… — начинает Миранда, а затем замолкает. Я сижу совершенно голая сверху, а рядом со мной её обнажённый близнец. О, чёрт. Чёрт. Чёрт. Чёрт. — О, боже мой, — выдыхает Миранда, роняя карточку-ключ на пол и зажимая рот обеими руками. — Ты этого не сделал. Скажи мне, что ты этого не сделал.
— Миранда, — произносит Крид, садясь и убеждаясь, что простыня прикрывает все его, гм, части тела. — Подожди.
Но моя лучшая подруга уже поворачивается и убегает, дверь в номер хлопает, когда она исчезает. Я совершенно подавлена, и мне тоже немного грустно. Я знаю, что Миранда влюблена в меня. Я знаю, что это так. И я люблю её безмерно, но просто… не в том смысле. Я не могу выбирать свою ориентацию так же, как она не может выбирать свою. Если бы я могла, она была бы моим первым выбором во всём мире.
— Чёрт возьми, — рычит Крид, вставая, а затем поворачиваясь, простыня всё ещё обёрнута вокруг его бёдер. — Я не жалею об этом. Я бы сделал это снова. Я просто…
