Даниэла Стил - Обещание страсти
Казалось, двери никогда не откроются. В самолете было жарко и душно. Сумки пассажиров давили ей ноги. Дети начали плакать. Наконец дверь открылась. Толпа стала двигаться, сначала чуть заметно, потом все быстрее. Кизия буквально протиснулась в дверь вместе с другими пассажирами и, как только повернула за угол, сразу же увидела его.
Люк возвышался над толпой. Черные волосы блестели, она различала даже его глаза. В руке он держал сигару и был весь в ожидании. Кизия помахала ему, он заметил, радостно улыбнулся и осторожно стал выбираться из толпы. Через минуту оказался рядом с ней, обхватил ее и поднял высоко в воздух.
— Малыш, как замечательно, что ты здесь!
— О, Лукас! — Она вся сияла от радости, их губы встретились в долгожданном поцелуе. Пусть провалятся в преисподнюю все эти фотографы! Пусть получат то, что хотят! Наконец-то она снова в его объятиях. Пассажиры обходили их стороной, как вода обтекает встретившийся на пути камень. А когда они очнулись, вокруг уже никого не было.
— Захватим багаж — и домой.
Они обменялись улыбками, как очень близкие люди, и, держась за руки, спустились на эскалаторе в багажную камеру. Люди оглядывались на них, идущих под руку. Вместе они составляли пару, мимо которой невозможно пройти без зависти.
— Сколько чемоданов?
— Два.
— Два? Мы ведь пробудем здесь только три дня, — рассмеялся он и снова сжал ее в объятиях. Она постаралась спрятать боль, появившуюся в глазах. Три дня? И это все? Но хотя бы и три. Главное, что они снова вместе.
Он подхватил чемоданы с крутящегося стола, словно детские игрушки. Один сунул под мышку, той же рукой захватил второй. Другой рукой крепко прижал к себе Кизию.
— Ты не очень разговорчива, малышка. Устала?
— Нет. Счастлива. — Она снова взглянула на него, теснее прижалась. — Господи, прошло столько времени!
— Этого больше не повторится. Все это плохо действует мне на нервы. — Но Кизия знала — повториться может все. Таков его образ жизни. Но сейчас все позади. Их трехдневный медовый месяц только начинался.
— Где мы остановимся? — Они ждали такси. Пока что все хорошо. Ни фотографов, ни репортеров. Никто даже не знал, что она не в Нью-Йорке. Она лишь кратко уведомила редакцию, что берет два свободных дня и позвонит, как будет готова новая статья. Они могут использовать несколько пикантных новостей, не вошедших в ее предыдущие статьи. Этого достаточно, пока она не передумает и не решится возобновить сотрудничество с газетой под именем Мартина Хэллама.
— Мы остановимся в пансионате «Ритц», — объявил он торжественно, втискивая ее чемоданы на переднее сиденье.
— Что-нибудь сносное? — спросила она, откидываясь на его руку.
— Подожди, скоро увидишь. — Его вдруг охватило беспокойство.
— Слушай, может, тебе хотелось бы пожить в «Фейрмонте» или «Хантингтоне»? Они намного лучше, но я подумал, что это как раз и будет тебе не по нраву.
— Что, в «Ритце» более безопасно?
Он рассмеялся, взглянув на выражение ее лица.
— О да, малышка. Конечно, там безопаснее. Поэтому мне и нравится «Ритц». Там намного безопаснее!
Большое стареющее серое здание среди особняков на прибрежных холмах. Когда-то это был респектабельный дом, сейчас в нем проживали случайные люди — увядающие дамы и усыхающие старички. Сюда иногда забредали и «лишние» гости из роскошных ближайших домов. Странной мешанине его обитателей соответствовало и внутреннее убранство: изогнутые канделябры с пыльными плафонами, старые, обитые красным бархатом кресла, цветные атласные портьеры и витиеватые бронзовые урны.
В глазах Люка плясали веселые огоньки, когда они входили внутрь и направлялись к старой, без умолку щебечущей женщине за стойкой. Короткие косички торчали у нее над ушами, а искусственные зубы отдавали таким блеском, что с ними была не страшна любая темнота.
— Добрый вечер, Эрнестина. — Имя это было ей как нельзя кстати.
— Добрый вечер, мистер Джонс, — ответила та, с одобрением взглянув на Кизию. Такие гости ей нравились. Хорошо одетые, богатенькие, приглаженные. В конце концов, ведь это «Ритц».
Они вошли в дребезжащий лифт, управляемый маленьким старичком. Он что-то мурлыкал себе под нос, пока они, раскачиваясь, поднимались на второй этаж.
— Обычно я хожу пешком, но сегодня хотел показать тебе все.
Объявление в лифте оповещало: завтрак в семь, ланч в одиннадцать, обед в пять. Крепко держась за его руку, Кизия улыбнулась.
— Спасибо, Джо, — поблагодарил Люк лифтера, легонько хлопнув того по плечу и подхватив чемоданы.
— Сэр, вам помочь?
— Нет, благодарю, — ответил Люк. Он сунул в руку лифтера чаевые, и они вышли в коридор. На полу — темно-красный ковер, на стенах тщательно подобранные подсвечники.
— Налево, малыш. — Она повиновалась, и они прошли в конец коридора.
— У нас потрясающий вид из окна, ты только подожди. — Он вставил ключ в замочную скважину, дважды повернул его, поставил на пол чемоданы и притянул Кизию к себе.
— Я так рад, что ты выбралась. Боялся, что будешь занята.
— Не для тебя, Люк. Ты, должно быть, шутишь! Мы что, собираемся так стоять всю ночь?
— Нет. Ну конечно же, нет! — Он легко подхватил ее на руки и перенес через порог в комнату. От неожиданности она чуть не задохнулась, а потом стала смеяться. Ей никогда не приходилось видеть столько голубого бархата и атласа в одном месте.
— Люк, это буйство, но мне нравится.
Улыбаясь, он опустил ее на пол. Широко раскрытыми глазами она смотрела на кровать на четырех стойках: голубые бархатные драпировки, голубое атласное покрывало, полог… Голубые бархатные стулья, старомодный комод для одежды, камин, цветистый голубой ковер, видавший лучшие дни… Она бросила взгляд в окно. В огромной темной чаше залива отсвечивали холмы Сосалито и мерцающие огни моста «Золотые ворота».
— Люк, да это потрясающее место! воскликнула она с сияющими глазами.
— «Ритц» у твоих ног.
— Дорогой, я обожаю тебя. — Она бросилась в его объятия.
— Леди, ваша любовь вполовину меньше моей. Нет, пожалуй, еще меньше.
— Молчи…
Их губы нежно встретились, он поднял ее и тут же опустил в голубую атласную кровать.
— Голодна?
— Не знаю. Я так счастлива, что ни о чем больше не могу думать. — Она сонно повернулась на другой бок, чмокнув его в шею.
— Как насчет пасты?
— Конечно… — Она не проявила никакого желания встать. По нью-йоркскому времени был час ночи, и она испытывала удовольствие от того, что лежит в постели.
— Ну же, малышка, поднимайся,
— Господи, только не душ! — Он смеялся, шлепал ее по спине, вытаскивал из-под простыни.
— Если ты не встанешь через две минуты, я притащу душ сюда.