Его другая - Элла Александровна Савицкая

— Ты бы видела, как Мариам боялась в первый класс идти, — с отцовским трепетом смотрит на дочь Тигран Арманович.

— Правда? — перевожу взгляд на улыбающуюся Мариам.

— Да. Вцепилась в Давида руками и не отпускала.

— Пришлось её в класс вести и весь первый урок с ней за партой сидеть, — усмехается Дав, — а потом прятаться по школе, чтобы она меня не нашла.

— Бессовестный, — беззлобно корит его сестра.

— Ну, а как? Ты же приходила ко мне на каждой перемене вместо того, чтобы с детьми знакомиться. Пришлось помогать тебе социализироваться единственным возможным способом.

Мари сощурившись, показывает ему язык, а у меня так тепло внутри от всей этой сцены. Я уже и не помню, когда мы вот так с родителями и Алиской вместе ужинали. Так давно это было, словно и не происходило вообще.

Они рассказывают о их школе в Ереване, о том, как они летом большой компанией ходили на речку. Делятся крошечными кусочками своей жизни, позволяя мне хотя бы так стать их частью. Замечаю, с какой любовью отец семейства смотрит на своих детей. Откинувшись на стуле, внимательно слушает их. В глазах гордость, направленная на Давида, и неприкрытая щемящая нежность к дочери.

Я бы тоже хотела, чтобы мой папа так на меня смотрел.

Испытав укол обиды, опускаю взгляд вниз, когда в дверь вдруг раздаётся звонок.

— Приехали? — вопросительно поднимает бровь хозяин дома, не выглядя удивленным.

Лусинэ, тут же вскочив на ноги, активно кивает.

— Да.

— Кто приехал? — интересуется Мари, переводя взгляд на Давида, — это Демьян с Сашей?

Тот отрицательно мотает головой.

— Мы кого-то ждём? — спрашивает отца.

Тигран Арманович встаёт и направляется следом за женой.

— Да. Сюрприз решили вам устроить, — подмигнув, скрывается в коридоре.

Мы все втроём переглядываемся, а спустя несколько секунд в коридоре раздаются оживленные голоса.

Я точно не знаю кто это, потому что говорят они на армянском, но Мариам отчего-то роняет вилку. Та, звонко ударившись о тарелку, заставляет меня вздрогнуть.

Перевожу на неё взгляд и вижу, как ее глаза в ужасе расширяются. Давид тоже застывает. Превращается в каменное изваяние, так и застыв с вилкой в одной руке и ножом в другой.

— Вы проходите-проходите, — суетливо тараторит Лусинэ, сияя, как никогда прежде. — Мы вас заждались. Долго же вы добирались с вокзала.

Протолкнув в зал мужчину с женщиной, следом за ними подталкивает молодую девушку.

— Ани, входи. Давид, встретишь невесту-то?

Я обмираю.

Глава 36

Оля

Комната превращается в смазанный фон, начиная кружиться и вызывать тошноту. Желудок скручивает, подтягивая ближе к ребрам.

Мой взгляд насмерть прикован к красивой темноволосой девушке, смущенно обводящей всех взглядом.

На ней скромное темно-бордовое платье до колен, с рукавами в три четверти и стоячим воротничком под шею. На лице ни грамма косметики, но ей она и не нужна. Темно-карие глаза обрамляют пышные ресницы, брови широкие, но аккуратные, губы полные и нежно розовые. Куколка… самая настоящая куколка.

Мне в грудь словно пуля прилетает, раскрошив ребра на мелкие осколки. Те медленно разлетаются в стороны, вонзаясь острыми краями в сердце и мягкие ткани. Больно так, что ни вдоха сделать, ни выдоха.

Ничего не соображаю. Мозг отключился, перестав функционировать, и будто вошел в кому. Смотрю на то, как Давид, стиснув челюсти, медленно встаёт и оборачивается.

— Здравствуй, — хриплый голос как еще один выстрел.

— Привет, — а её розовеющие щеки и взгляд в пол, как лезвие под ребра.

— Ани, дядя Артуш, тётя Гаянэ, — спохватившись, Мариам вскакивает со стула и быстро подходит к ним.

С ходу попадает в тёплые объятия, и целуется с ними в щеки.

— Здравствуй, Мариам, дочка, — здоровается мужчина, смотря на неё, как на родную, а потом точно также здоровается с Давидом.

— Вы как здесь?

— Да на похороны едем к дяде Вазгену, а Лусинэ предложила и к Вам в гости заехать.

— Мы подумали почему бы и нет, — поддерживает его женщина, — Посмотрим, как вы тут живете. Да и Ани по Давиду соскучилась.

Мари спешно оборачивается на меня, а я сижу не шевелясь. Меня парализовало, все функции сбились, работая на автопилоте.

Чувствую, как холодеют руки, и этот холод стремительно охватывает каждую клеточку, грозясь убить меня обморожением.

Мало ему пуль и лезвия….

— Ну вы садитесь-садитесь, — подталкивает гостей к столу Лусинэ, — Мариам, помоги мне с тарелками.

Так вот значит для чего был этот роскошный стол. Не для того, чтобы отметить последний звонок. Лусинэ ждала дорогих гостей, а детям они не стали говорить, потому что хотели порадовать приездом будущих членов семьи…

Опускаю глаза в стол, чувствуя, как надрывно работает сердце. Взгляд Давида кожей ощущаю, пристальный, тяжелый, но посмотреть на него не могу.

— Так, вот тарелки, а вот стулья. Садитесь. — командует Лусинэ. — Артуш, Гаянэ, вы сюда, а ты Ани к Давиду поближе.

Каждое её слово втыкается в меня подобно иголкам в куклу Вуду.

Мариам садится рядом со мной, опускает под стол руку и крепко сжимает мои пальцы.

— Оль… — шепчет взволнованно.

— Всё нормально, — выдавливаю сипло, пялясь в одну и ту же точку на скатерти.

— А это твоя подруга, Мариам? — участливо интересуется незнакомая мне женщина, вынуждая меня через силу поднять на неё взгляд.

— Да, это Оля. Моя самая лучшая подруга, — обнимает меня за плечи Мари, стиснув крепко-крепко, будто пытаясь таким образом дать мне сил.

— Очень приятно, — мать невесты Давида улыбается, и я тоже.

Натянуто, как могу.

— Мне тоже.

— А это Ани, — продолжает она, — вы же не знакомы ещё?

Удар сердца, пропуск… снова удар. Оно бедное скукоживается и едва находит в себе сил качать кровь.

Поворачиваю голову в сторону её дочери.

Ани вежливо улыбается, смотря на меня открытым взглядом. С интересом рассматривает, даже не подозревая, что ещё сегодня утром мы с её будущим мужем целовались у него в машине несколько часов подряд.

— Привет.

Ответить не получается. Слова застревают в горле, не в состоянии превратиться в членораздельные звуки. Только отрывисто кивнуть и снова уткнуться в скатерть.

— Ну что? За встречу? — поднимает рюмку с коньяком Тигран Арманович, — пусть повод ваш сюда приехать печальный, но все же вы здесь.

— Да. Жаль Вазгена, но он сам себя сгубил пристрастием к водке, — с легкой грустью отвечает другой мужчина, а потом все выпивают.

Я же хочу убежать отсюда. Мне кажется, что стул подо мной горит и этот огонь перебрасывается на меня. Меня бросает то в холод, то в жар пока