Напоминание о нем - Колин Гувер
Но в любом случае от его дыхания между нами возникло тепло, и он слегка прижался своим лбом к моему.
В это крошечное пространство между нами со времени нашей встречи проникло столько выборов, чувств и последствий – но Леджер прорвался сквозь них и прижался губами к моим губам.
Меня охватило жаром, и я выдохнула в его губы. Его язык скользнул по моей верхней губе, и мысли затуманились. Он обхватил мою голову, поцелуй стал глубже, и это была отрава. Его рот казался горячее, чем запомнилось мне с первого нашего поцелуя. Руки были ласковее, касания языка – нежнее.
В его поцелуе была забота – но я уже боялась думать об этом, потому что у меня и так кружилась голова от нахлынувших чувств. Его тепло окружило меня, но, когда я приникла к нему, он отстранился.
Я хватала ртом воздух, а он смотрел на меня. Словно пытался прочесть мое лицо, изучал его в поиске признаков сожаления или желания.
Уверена, что он видел и то и другое. Мне хотелось его поцелуя, но самой мысли о том, что мне придется проститься с большим, чем Диэм, было достаточно, чтобы я остановилась. Потому что чем ближе мы с Леджером душевно и физически, тем более серьезному риску я подвергала его отношения с Диэм.
Что бы я ни испытывала от его поцелуев, это все же ничто в сравнении с болью, которая придет, если Ландри узнают, что он встречается со мной втайне от них. А мне совесть не позволяла так поступить.
Он снова потянулся ко мне, и все мое тело стало невесомым, но я каким-то образом нашла в себе силы замотать головой.
– Не надо, – прошептала я. – И так уже очень больно.
Леджер замер, не коснувшись моих губ. Отстранился, поднял руку и ласково провел кончиками пальцев по моему подбородку.
– Я знаю. Прости.
Мы оба молчали. Не шевелились. Мне хотелось бы в этот момент думать о том, как сделать, чтобы у нас все получилось, но я думала, как сделать, чтобы не пришла боль. Потому что получиться ничего не могло.
Наконец он оттолкнулся от стены и шагнул в сторону от меня.
– Я чувствую себя так… – Он провел рукой по волосам, словно подыскивая слово. – Беспомощно… Бесполезно. – Сказав эти два слова, он вышел за дверь. – Мне так жаль, – бормотал он, спускаясь по лестнице.
Я закрыла дверь, заперла ее и выпустила наружу все вздохи, которые сдерживала все это время. Мое сердце колотилось. В квартире стало очень жарко.
Я выключила отопление и выпустила Иви из ванной. Мы свернулись рядышком на диване, и я достала свой блокнот.
Дорогой Скотти.
Должна ли я извиниться перед тобой за то, что сейчас произошло?
Я даже не уверена, что именно это было. У нас с Леджером был некий момент, но хорошо ли это? Или плохо? Скорее грустно.
Что, если это произойдет снова? Я не уверена, что у меня хватит сил попросить его не касаться меня так, как мы, возможно, касались бы друг друга прямо сейчас, если бы я не выдавила из себя «не надо».
Но если дать ход тому, что мы чувствуем, то рано или поздно ему придется выбирать. И он выберет не меня. Я ему не позволю. И буду думать о нем гораздо хуже, если он не выберет Диэм.
А что будет со мной, когда это случится? Я потеряю не только свои шансы на Диэм, но и Леджера тоже.
Я уже потеряла тебя. Это очень тяжело.
Сколько потерь может вынести человек прежде, чем бросит чертово полотенце, Скотти? Потому что я начинаю думать, что тут мне не выиграть.
С любовью,
Кенна
28
Леджер
Диэм крепко держалась за мою шею, я нес ее на закорках через парковку к машине Грейс. Игра в бейсбол закончилась, и Диэм заставила меня нести ее, потому что сказала, что ее ноги насквозь болят.
– Я хочу пойти с тобой на работу, – сказала она.
– Нельзя. Детей не пускают в бар.
– Но я же раньше ходила в твой бар.
– Да, когда он был закрыт, – уточнил я. – Это не считается. А сегодня он будет открыт, и туда придет много народу, и мне будет некогда за тобой смотреть. – Это не говоря о том, что ее мать, о существовании которой она не знает, тоже будет там. – Когда тебе исполнится восемнадцать, ты сможешь прийти работать там у меня.
– Это еще очень, очень, очень долго; ты тогда умрешь.
– Эй, ну-ка, – строго сказала Грейс. – Я гораздо старше Леджера, но даже я не собираюсь умирать, когда тебе будет восемнадцать.
Я пристегнул Диэм в ее сиденье.
– А сколько мне будет лет, когда все умрут? – спросила она.
– Никто не знает, когда он умрет, – сказал я. – Но мы все доживем до старости и состаримся все вместе.
– А сколько мне будет, когда тебе будет двести?
– Смертельно много, – сказал я.
Она раскрыла глаза, и я тут же покачал головой.
– К тому времени мы все умрем. Никто не может прожить двести лет.
– Моей учительнице двести.
– Миссис Бредшоу моложе меня, – отозвалась Грейс с переднего сиденья. – Перестань врать.
Диэм наклонилась вперед и прошептала:
– Миссис Бредшоу правда двести лет.
– Верю. – Я поцеловал ее в макушку. – Сегодня ты отлично играла. Я тебя люблю.
– И я тебя тоже; я хочу с тобой на работу… – Я закрыл дверь до того как Диэм закончила фразу. Обычно я не обрываю ее, но, пока я нес ее по парковке, я получил сообщение от Кенны.
Там было написано только «Пожалуйста, забери меня».
Еще не было четырех часов. Когда я вчера спросил ее, она сказала, что ее не нужно подвозить, так что, получив сообщение, я начал волноваться.
Когда Грейс с Диэм уехали, я уже был в машине. Патрик сегодня не пришел на игру, потому что собирал качели. Я собирался вернуться домой на пару часов посмотреть, как дела, и помочь ему до того, как идти в бар, но сейчас поехал в продуктовый проведать Кенну.
Я пошлю Патрику сообщение, что не смогу подъехать. Мы почти закончили сборку качелей. День рождения Диэм приближался, и это означало, что великий день должен был настать сегодня. Наша свадьба с Леа. Мы собирались на неделю улететь на Гавайи, и я помню, что волновался, успеем ли мы вернуться до дня рождения Диэм.
Это был еще
