Отец подруги - Алайна Салах

Стараясь действовать бесшумно, я выкладываю на стол тетрадь и планшет и слышу, как в сумке пиликает мой телефон. Затаив дыхание, смотрю на экран:

"Неожиданно. У тебя новая цепочка? Отлично, кстати, выглядишь».

Мои щеки ярко вспыхивают, а следом по телу распространяется знакомый жар. Если Борис заметил цепочку, то он точно не обошел вниманием мою грудь.

— Тема сегодняшней лекции: разговорные глаголы в художественных текстах на материале произведений женской прозы конца двадцатого — начала двадцать первого века, — объявляет скрипучий голос Сергея Павловича, давая намек на то, что о дальнейшей переписке можно забыть.

Но даже несмотря на это, остаток занятия с моего лица не сходит улыбка. Впервые за эту неделю наше с Борисом общение вышло на более интимный уровень.

Но на этом сюрпризы не заканчиваются. После занятий я по обыкновению ищу припаркованный вдоль обочины серый внедорожник (меня возит не Виталий, а Николай, который работает в офисе Бориса), но никак не могу его найти. Растерянно застыв посреди парковки, я шарю рукой по дну сумки в поиске телефона, когда в паре метров от меня останавливается длинный черный седан. Тонированное боковое стекло плавно опускается, открывая моего взгляду человека, которого я никак не ожидала увидеть.

— Что застыла, малыш? — с насмешливой улыбкой говорит Борис. — После таких фотографий пришлось лично за тобой приехать.

Ещё пару месяцев назад я бы не поверила в то, что это будет происходить по-настоящему, но сейчас мы с Борисом едем ко мне домой, и он общается со мной на равных. Это совершенно точно не из-за того, что я пострадала в аварии по вине его дочери, нет. Я могу быть не искушена в вопросах, связанных с общением с мужчинами, но чувствую интерес Бориса, вижу блеск в его глазах, когда он на меня смотрит и ощущаю его заботу, даже если он не всегда может ко мне заехать или дать о себе знать. Весь мой здравый смысл и неуверенность улетучиваются, когда я нахожусь с ним рядом. А если посчитать в совокупности все время, которое о нем думаю и представляю нас вместе, то набежит немало минут. Я желаю присутствия Бориса в своей жизни, нашего общения и его бережных прикосновений. Если раньше мысль, что нас кто-то увидит, сеяла внутри страх и панику в голове, то сейчас я не задумываюсь о таких вещах. По крайней мере, в это мгновение все, о чем я думаю, это о губах Бориса и его улыбке, от которой не могу отвести взгляда.

— Что тебя насмешило? — спрашиваю я, глядя ему в глаза. — Неужели мой рассказ о лекции и о женской прозе?

— В свои восемнадцать не припомню у себя такого рвения к учебе. Когда ты говоришь о занятиях, у тебя много радости в голосе.

Я помню, что Борис рассказывал, как менял колеса грузовикам и не брезговал любой подработкой. Не знаю, почему вспоминаю об этом. Возможно, потому что, в отличие от моего, в его голосе я слышу усталость?

— Ты давно прилетел?

— Только с самолета.

— И сразу приехал за мной? — спрашиваю, чувствуя, как начинаю покрываться румянцем, а сердце стучит, как сумасшедшее.

— Да, — снова приподнимает уголки губ, взглянув на меня.

Я не смогу удержаться от ответной улыбки, ощущая, как благоговейное тепло разливается по венам.

— Кстати, врач сказал, что через пару недель разрешит мне вернуться на работу. Правда, отличные новости?

— На работу тебе еще рано, — отрезает Борис, стирая мою улыбку с лица.

Я ничего не успеваю возразить, как он продолжает:

— Сейчас я отвезу тебя куда-нибудь перекусить.

Пусть я сильно ударилась головой и впереди еще много дней реабилитации, но соображать быстро я, кажется, не разучилась. В кафе будут люди, а мне хочется остаться с Борисом наедине.

— Да, я очень голодная, — быстро киваю я. — Только не планировала никуда заезжать после университета и оставила лекарства дома, которые нужно принимать по часам. И у меня есть еда. Хочешь, заедем ко мне?

— Без проблем, — соглашается Борис.

Через десять минут он останавливает машину у моего дома, и мы выходим с ним на улицу, направляясь к подъезду. Мы много раз оставались с Борисом наедине, но в это мгновение кто-то всегда находился поблизости. В основном, сиделка из больницы, мама или Лена. Но сейчас никто не будет нам мешать, уже несколько дней я живу одна, а с подругой мы теперь пересекаемся лишь в университете.

Я ищу непослушными пальцами в сумке ключи, стараясь не особо демонстрировать Борису ее содержимое, чтобы он не заметил баночку с лекарствами, которые я всегда ношу с собой, тем самым раскрыв мою маленькую ложь.

Открываю дверь, и мы заходим в прихожую. Ключи от волнения падают на пол. Борис за ними наклоняется, а когда выпрямляется, я делаю глубокий вдох, робея от того, как он смотрит на меня.

Бросив ключи на комод, Борис делает шаг вперед и прижимает большой палец к моей нижней губе. Оттягивает ее вниз, и я замечаю, как темнеют его глаза. Еще никогда я не видела у него такого взгляда, сплошная всепоглощающая темнота, в которой я мечтаю утонуть. Переместив пальцы на мою шею, Борис, словно невзначай, проводит ими по тонкой цепочке.

— Охренительно ты на фотке получилась, — говорит он и, накрыв мои губы своим ртом, целует.

Перед глазами вспыхивают разноцветные пятна, я целую его в ответ, думая, что ничего прекраснее быть не может, в чем, естественно, ошибаюсь.

Громко охаю, потому что в следующее мгновение Борис толкает меня к стене и опускает лицо к моей блузке. Расстегивает несколько пуговиц, обнажая полоску кружевного лифа, и кусает губами мои напряженные соски, заставляя испытать возбуждение такой силы, что слабеют колени.

— Господи, — хриплю я, откидывая голову назад, и глухо хнычу под натиском его рта, чувствуя, что еще немного и лишусь чувств от переполняющих меня эмоций.

— Все в порядке? — спрашивает он, прекратив покусывать мои соски.

Дыхание Бориса такое тяжелое. Кадык на его шее дергается, когда я обвиваю его плечи руками, заходясь в дикой дрожи от его дразнящих ласк. Понятия не имею, откуда во мне берется эта уверенность, но я не хочу отпускать Бориса и жажду продолжения. Хочу почувствовать его губы на коже безо всяких преград.

— Да, — шепчу