Ты всё ещё моя (СИ) - Тодорова Елена

С трудом переборов порывы продолжать копаться, блокирую и возвращаю телефон на место. А потом… Просовываю руку под подушку и вытаскиваю цепочку с крылом. Закидываю в карман брюк к своей.

Оглядываюсь, тушу свет и выхожу.

По дороге назад стягиваю пиджак, сдергиваю бабочку, раскрываю рубашку. Шагаю через порог и застываю.

Пауза. Всемирная.

Вращения прекращаются.

Только сердце будто маятник. Выколачивает на обе стороны. Дышать тяжело. И все равно все эти ощущения, когда смотрим с Лизой друг другу в глаза, кайф, на который я пожизненно подсел.

Отмирая, закрываю дверь. Сбрасываю в кресло вещи. Вынимаю из брюк наши крылья, их сразу под подушку прячу. Тогда уж раздеваюсь полностью и иду к своей недостижимой мечте.

Стаскиваю с нее полотенце.

На бешеных повторах теряю человечность. Какие бы планы себе не рисовал, с Лизой Богдановой разворачиваю захватническую войну. Она осторожничает и бережет свой суверенитет. Я беру ее в блокаду.

Лоб в лоб. Глаза в глаза.

Вдох. Выдох.

Губы в губы. Цепляемся и растворяемся. Забивает жаром грудь. Разливается жидким огнем по всему телу. Лиза нежничает, я невольно притормаживаю.

Плавлюсь… Плавлюсь, вашу мать...

Демоны упорно держат меня во тьме, но Дикарка каким-то удивительным образом вытаскивает на свет. Ломая себя, еще сильнее смягчаюсь. Обнимаю с бомбящим меня самого трепетом. Прикладываю ее тело к своему, как самую важную недостающую часть.

В сердце пожарище разгорается, но я топлю, как Лиза просит – ласково. Медленно опускаю на кровать. Накрываю осторожно. Долго целую. Неспешно касаюсь. На пике вхожу, когда уже дрожит непрерывно.

Люблю ее… Да, именно люблю. С надрывом, но без жести.

Потому что моя. Бывшая, настоящая и будущая.

Моя.

40

Если все люди по парам, то ты – мой мужчина.

© Лиза Богданова

Просыпаюсь на рассвете. Шевелюсь, нежась в горячих и крепких объятиях Чарушина. Даю себе время, чтобы насладиться этим контактом. Пару минут, но все же…

«Любимый мой… Любимый…», – повторяю мысленно, с упоением разглядывая его лицо и жадно втягивая запах его кожи.

Тихонько вздыхаю и осторожно прокручиваюсь, чтобы нащупать под подушкой свою цепочку. Она против цепочки Чарушина тоньше, без проблем распознаю. Но едва вытягиваю, Артем перехватывает мое запястье.

На мгновение замираем, глядя друг другу в глаза. Что-то сгорает внутри. Трепетно. Сладко. Неповторимо.

«Ты красивая. Самая-самая…»

«Я тебя люто…»

«На хуй всех. Только ты…»

– Куда ты так рано? – сипит Чарушин охрипшим после сна голосом. – Воскресенье, насколько я помню, – бросает ленивый взгляд куда-то поверх моей головы. Но довольно быстро его возвращает и вновь вцепляется так, что все барьеры рушатся. Не спрятаться. – Давай еще поспим.

– Ты спи, а я пойду к себе, – шепчу смущенно. – Не хочу, чтобы девочки увидели… Нехорошо.

– Гонишь, что ли? Что значит твое «нехорошо»? – не скрывает раздражения.

– Неприлично, – выталкиваю уже тяжелее. – Мне неудобно, Артем.

Он стискивает челюсти, закатывает глаза и с шумом переводит дыхание.

Пауза продолжительная и дробная. Последнее из-за моего сердца – оно выбивает странный, отрывистый и учащенный такт.

– Правда… Я… – пытаюсь собрать мысли в связное предложение.

Только Чарушин так неожиданно надвигается, что я замолкаю и падаю на подушку.

– Доверяешь мне? Доверяешь? – допытывается с уже привычной, но все еще поражающей меня зацикленностью.

В очередной раз показывает, как зависим именно от доверия. Для него это что-то крайне важное, болезненное, призрачное, недостижимое и одержимое.

– Доверяю, Артем, – заверяю с неизменной отдачей.

Как могу, закрываю. Ловлю в глазах вспышку такой простой и такой искренней радости. Задыхаюсь, пока Чарушин, сохраняя внешнюю суровость, вытягивает из моих слабо сжатых пальцев цепочку, прячет ее обратно под подушку и выдыхает как-то особенно жарко и вместе с тем уязвимо:

– Останься.

Неосознанно прикрываю глаза, медленно киваю и тут же чувствую на своих губах его губы. И снова Чарушин очень нежный. Такой же, как раньше. У меня сердце дрожит, распирает грудную клетку. Я с трудом сдерживаю слезы, потому что для меня эта его нежность – на грани выносимого. Внешне трясет, как ни стараюсь сдерживаться. Периодически всхлипываю и чересчур резко вздыхаю.

– Артем… Артем… Люто… Люто… Очень-очень… Тёма… – выдаю между поцелуями.

Он стискивает крепче и замирает. Натужно переводит дыхание.

– Люто, Лиза, – отражает, не в силах приглушить эмоции даже шепотом. – Так, блядь, люто… Улетела стрелка за красную черту…

– Хорошо, хорошо… Хорошо… – одобряю так же взбудораженно, почти растерзанно. – Ласкай меня… Люби… Люби, Чарушин…

Он содрогается, что-то хрипит и ласкает, конечно. Любит на пределе своих физических возможностей. Долго, неторопливо, тягуче и трепетно. Пока отложенный экстаз не накрывает нас беспощадной волной блаженства.

В следующий раз просыпаемся критически поздно. Часы показывают почти десять. Я, конечно же, тотчас впадаю в панику. Подскакиваю и пытаюсь сообразить, что можно надеть. Вчерашний наряд отметаю сразу, я с ним сама не справлюсь.

– Не кипишуй, – останавливает меня Артем. Пройдясь голышом по комнате, неторопливо натягивает спортивные штаны. – Что тебе принести? – спрашивает, сонно проводя по лицу ладонью и еще круче задирая торчащие волосы.

– Джинсы и футболку, – прошу почти шепотом и забираюсь обратно под одеяло. Не стоять же посреди комнаты без трусов. – Ну и… – смущенно замираю.

Чарушин склоняет на бок голову и вздыхает.

– Говори, что? Хватит стесняться.

– Белье, – хриплю, продолжая сгорать от стыда.

– Понял.

Едва за Артемом закрывается дверь, бегу в ванную. Первым делом выдавливаю на палец пасту и чищу, как могу, зубы. Умываюсь, писаю и спешу встать под лейку душа.

Дверь в спальне хлопает за пару секунд до того, как я включаю воду. Застываю, накапливая внутреннее напряжение. Жду, не прекращая дрожать. Знаю, что придет.

И Чарушин не подводит. Рвано вздыхаю, когда прижимается сзади. Расталкивая потоки воды, скользит ладонями по моему мокрому телу. Касается губами плеча, шеи – ток по коже.

Не прошло и пяти минут, как я паниковала из-за времени. Но в этот миг никакая паника не способна заставить меня его оттолкнуть. Любим друг друга. В этот раз отчаяннее, пошлее и резче. Трахая меня, Артем трогает там пальцами. Собирает соки, хлопает по моей плоти, жестко сжимает, а потом заставляет меня эти пальцы сосать.

– Хочешь, чтобы это был мой член?

– Хочу…

– Кончай тогда… И будем сосать…

Едва меня сотрясает оргазм, Чарушин выходит, разворачивает меня и опускает перед собой на колени. Сосу его член и, продлевая оргазм, тереблю свой клитор. Но все так и так заканчивается – спермой в мой рот. Принимаю ее с последними самыми сладкими спазмами-всполохами в своем теле.

Краснею, когда все заканчивается, когда покидаем ванную, когда одеваемся и когда вместе входим на кухню. Жар во мне никак не заканчивается. Приливает и приливает, как я ни убеждаю себя отпустить ситуацию.

Девочки, судя по всему, завтракают. И к некоторому облегчению с моей стороны, не заостряют внимание на нашем с Артемом позднем появлении. Даже когда он вдруг принимается слишком часто ко мне прикасаться. Раньше при сестрах не делал ничего подобного, а тут то обнимет, то ущипнет, то лицом к шее прижмется, то губами к виску… Благо у них это, в отличие от меня, не вызывает удивления.

День проходит замечательно, хоть Артем и уходит куда-то сразу после завтрака. У меня настроение такое, что едва не летаю. Готовим с девчатами борщ, отбивные, пюре, салат и творожную запеканку на десерт. В процессе много болтаем, и кажется, что быстро справляемся.

Чарушин возвращается к ужину. Он у нас тоже проходит на позитивной ноте. После мы около часа играем в баскетбол. Девочки выходят с нами. Я намного меньше, чем с одним Артемом, нервничаю. Удается сконцентрироваться на его советах и следовать инструкциям.