Самойловы-2. Мне тебя запретили - Инна Инфинити
Еще август, а на улице уже очень холодно. Лето в Москве непредсказуемо: то жара, то плюс десять и дождь. Туч на небе нет, но есть сильный промозглый ветер. Мама привезла мне из дома теплые вещи, поэтому я надеваю джинсы и свитер. Сильно не крашусь: Леше нравится, когда я естественная. Прохожусь расческой по волосам, запрыгиваю в кроссовки, накидываю легкую куртку и вызываю такси.
Осторожно выглядываю в коридор: никого. Родители уехали по делам, другие родственники, видимо, сидят в своих комнатах. Когда машина приезжает, я тихо спускаюсь вниз. Приложение показывает, что на шоссе пробки и ехать чуть больше часа.
По дороге прокручиваю в голове наш предстоящий диалог. Обязательно надо извиниться за то, что залезла в его телефон. Я не имела права. И извиниться за то, что не вышла, когда Леша приходил поговорить в тот день.
Но и он тоже должен объяснить мне, что это за девушка и какие у него сейчас с ней взаимоотношения! Она ведь работает в их компании. Помощница какого-то Селезнева. Как часто Леша видит ее в коридорах? И зачем он переводил ей деньги в размере ее шестимесячной зарплаты? Это было последнее сообщение в их переписке.
И, конечно, он обязан извиниться, что на яхте представил мне ее пенсионеркой! Это была ложь прямо в лицо!
Когда я приближаюсь к фонтанам в парке, по крови разливается резкий выброс адреналина. Я приехала на 15 минут раньше, но Леша уже тут, ждет меня. На нем обычные синие джинсы и серая толстовка с капюшоном. Он стоит, засунув руки в карманы, и задумчиво ковыряет носком кед асфальт.
— Привет, — мой голос тонет в шуме фонтана. От порыва ветра волосы накрывают лицо, и я стараюсь быстро заправить их за уши. Надо было сделать хвост.
— Привет, — Леша поворачивается ко мне и окидывает грустным взглядом. Пробегается по моему лицу, будто пытается считать эмоции.
Тело ломить начинает — так сильно я хочу, чтобы он меня сейчас обнял. Просто прижал к себе и поцеловал волосы. А потом уже разговор, потом уже извинения и объяснения.
Но он продолжает стоять в метре от меня и держать руки в карманах. В горле пересыхает, и я вдруг забываю все, что хотела сказать.
— Как дела? — выпаливаю первое, что приходит на ум.
Чувствую, как от волнения потеют ладони, несмотря на промозглый холод на улице.
— Нормально, — пожимает плечами. — Ты как?
— Я… — запинаюсь и опускаю взгляд. — Я плохо, — честно признаюсь. Снова поднимаю на него глаза. — Без тебя плохо.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Я смотрю на Лешу выжидающе, пытаясь считать его эмоции, но ни черта не выходит. Он, как бесчувственный робот. Молчит. Поэтому я решаю продолжить.
— Все так по-дурацки вышло. Я вспылила, не выслушала тебя, втянула родителей. Папа не сильно на тебя ругался, надеюсь? Жаль, конечно, что родители узнали про нас при таких обстоятельствах, — пытаюсь улыбнуться. — Ну да ладно, они бы все равно узнали, что мы встречаемся. Мы же не будем скрывать от них вечно.
— Мы не встречаемся, Наташа, — спокойно отвечает. — Мы расстались.
Мгновение я смотрю на него в недоумении, пытаясь переварить услышанное. Мое сердцебиение уже громче фонтана, а неприятное предчувствие холодком проходится по позвоночнику.
— Кхм, мы поссорились… — поправляю его. — Но… мы же можем помириться…? — И смотрю на него, как подсудимый на судью в ожидании приговора.
— Помириться можем, — отвечает, помедлив. — Остаться друзьями, как говорится.
Сердце срывается в пропасть. К горлу подкатывает тошнота, и я начинаю быстро дышать.
— Ты в порядке? — делает ко мне шаг и придерживает за локоть, потому что ноги вдруг ослабели.
— Леша, ты что такое говоришь? — быстро бормочу, чувствуя, как горячие слезы уже потекли по лицу.
— Я уезжаю в Гарвард. Послезавтра самолет.
Я в ужасе хватаюсь за рукав его толстовки.
— Что? — не верю своим ушам. — Но… мы же решили остаться дома…
— Мы расстались, Наташа. Я уезжаю.
— Нет, Леша, ты не можешь… А как же я..? Мы..?
— Мы расстались, — в третий раз бьет меня по щекам этой жестокой фразой. — Нет больше нас.
Я отказываюсь в это верить.
Он не может.
Мой Леша никогда так со мной не поступит.
— Леша, я люблю тебя. Прости меня, пожалуйста, — слезы душат и не дают нормально говорить. Из груди вырывается всхлип.
— Я не обижаюсь на тебя ни за что. Я тоже во многом виноват. Не плачь, — пытается улыбнуться.
— Леша, я тебе все прощу, — сильнее хватаюсь за его рукав. — Даже измену. Даже предательство. Всё-всё тебе прощу, только, пожалуйста, не бросай меня.
Наверное, прохожие странно на нас косятся: я вцепилась в рукав толстовки парня и реву белугой. Но в данный момент весь окружающий мир меркнет. Есть только Леша, который убивает меня.
Его пальцы касаются подбородка, и он поднимает на себя мое лицо. Смотрит прямо.
— Нельзя прощать измены, Наташа. Пообещай мне сейчас, что ты никогда и никому не простишь измену.
— Тебе прощу.
— Я бы тебе никогда не изменил. С того самого момента, как я решил быть с тобой, я был только с тобой. Но у нас не вышло.
Я быстро мотаю головой.
— Нет. У нас все вышло. Мы можем быть вместе, можем помириться. Леша, я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.
Я захожусь громким плачем и сквозь пелену слез замечаю, как дергается его кадык. Я уже настолько крепко вцепилась в рукав толстовки, что насквозь проткнула ее ногтями, и они впились в мою
