Нарисуй меня (СИ) - Ланская Алина

После Парижа, точнее, после Франции. Только надо убедить его не лететь на этих выходных. Мы же из отеля не выйдем весь уик-энд. Хотя…

Мысли о Генварском становятся все бесстыднее.

Мих Мих просто добрый волшебник — подарил мне целых полтора часа в мансарде. И Макс о них не узнает, то есть, конечно, узнает, но потом, когда увидит себя моими глазами. Это особенный портрет. Пусть я не Анна Штерн или кто там за нее пишет, но это однозначно мое самое лучшее творение. Главное, не запороть!

Ключи от мансарды я всегда ношу с собой, и как обычно, держу их наготове еще в лифте. Поднимаюсь по лестнице и просто не верю своим глазам!

Дверь приоткрыта! Кто-то в нашей мансарде!

Взломали! Воры! Но у нас там нет ничего такого.

Нога пытается нащупать ступеньку, уйти тихонько, вызвать полицию… А потом я слышу голоса. Мужские голоса. Облегченно выдыхаю.

Макс. Он здесь. Слава богу.

Мысль о том, что все это странно, что он никого и никогда сюда не приводил, появляется, лишь когда я прикрыла за собой дверь.

Тихонько. Интересно же!

— …когда будет официально закрыта сделка? — голос незнакомый. Я стою у самой двери, не вижу никого, судя по всему, у окна стоят, разговаривают.

— Через неделю. Юристы с обеих сторон работают круглосуточно, если Грин не даст задний ход, то все будет закончено быстро.

Я похолодела. Что? Грин? Сделка? И главное — Максим. Говорит так обыденно, сухо. Не люблю этот его деловой тон, меня от него в озноб бросает.

— Алекс на потолке от счастья. — Дугин. — Проглотит сделку, не подавится. От жадности обо всем забыл. Спасибо его невесте. Теперь уже бывшей.

Ни черта не понимаю! Слышу, как сердце в ушах бьется, а сама пошевелиться боюсь.

— Для него это и правда как дар с небес, — задумчиво произносит незнакомый голос. — Максим, вы уверены? Ошибки очень вероятны. Но в вашем случае…

— Уверен, — зло оборвал Максим. Я снова поежилась. Чувствую, не поздоровится мне, что здесь оказалась, но и уйти не могу. Что за ошибки? Чьи?

— Все должно быть оформлено безукоризненно, Игорь Иванович, — снова говорит Дугин. — Вы понимаете, о каких суммах  идет речь, и важно, чтобы никто не смог оспорить волю Максима.

— Я подготовил драфт документа, — после небольшой паузы сказал незнакомец. — Я все же очень надеюсь, что он не понадобится. Мы продолжаем работать, Максим, и ждем информацию по продаже компании. Мне пора. Да, кстати, в таком месте я переговоры еще не вел.

Послышались шаги. Сейчас меня обнаружат. Но мне уже все равно. Смущение, стыд, страх… все это потеряло смысл.

— Привет! — Быстро прохожу в комнату и вижу, как вытягивается от удивления лицо незнакомого седого мужчины, как нервно лохматит волосы и старательно не смотрит на меня Дугин. Как побледнел Максим.

— Здравствуйте. — Седой посмотрел на Генварского, затем отвернулся и быстро прошел мимо. Через несколько секунд хлопнула дверь.

— День, тебе тоже пора.

Дугина как ветром сдуло из мансарды.

— Что происходит, Максим? Что случилось? Кто этот человек? Я слышала… ты продаешь свою компанию? Какие ошибки?

Он молчит, смотрит в сторону, думает о чем-то, а я срываюсь:

— Скажи что-нибудь! У тебя проблемы? Серьезные? А это что?

Перед глазами какие-то документы в раскрытой кожаной папке. Хватаю их не глядя. Жду, что Макс остановит, запретит мне лезть в его дела и скажет, что вообще ничего такого не происходит.

Но он молчит, а теперь в упор смотрит на меня. И на бумаги в моих руках.

Глаза бегут по строчкам сухого юридического текста. Не понимаю, что читаю, да и зачем…

А потом… сначала сердце сильно закололо, так, что не могла дышать, затем слова стали безжалостно проникать в мозг. Страшные слова.

— Завещание.

Я не слышала себя. Он меня слышал.

Едва заметно кивнул, и я тут же стала куда-то стремительно падать.

— Зачем? — почти прошептала.

Максим посмотрел мне в глаза с мягкой улыбкой, которая тут же отпечаталась в моей памяти. Через мгновение на его лице появилась грусть, но я все равно видела эту улыбку. Я теперь всегда буду видеть эту улыбку.

Я знаю.

Подходит ближе и аккуратно вынимает бумаги из моих ледяных пальцев. А потом проводит ладонью по щеке. Все как-то начинает расплываться перед глазами.

— У меня рак мозга, Марина, неоперабельный.

Глава 55

Я не понимаю, что он сказал. Ни слова. Просто смотрю в его глаза и вижу в них себя. Потерянную и несчастную.

— Что?

— Несколько лет назад, еще до того, как вернуться домой, я постоянно работал в Берлине. Помнишь, я рассказывал? Началось все с головных болей, проблем со сном и хронической усталости — тогда у меня обнаружили доброкачественную опухоль в мозге.

— Значит, доброкачественную! — вцепилась я в это слово, как в его жизнь. — Это же не рак.

— Не рак, Марина. — Максим кивнул головой. — Она не давала метастазы, не увеличивалась в размерах, но и полностью удалить ее было нельзя. Особо не беспокоила, я иногда про нее просто забывал.

Макс отошел к окну, а я смотрела на его спину и хотела зажать уши, чтобы больше ничего не слышать.

— Это было обычное стандартное обследование, я почти в каждый свой приезд в Берлин его прохожу. И на этот раз… поэтому я задержался, Марина. Такое бывает, доброкачественные опухоли превращаются в злокачественные.

Он молча пожал плечами, словно это пустяк какой-то.

— Не верю. Этого не может быть. Ошибка.

Кто-то — не я — говорил за меня моим голосом. Этот кто-то заставил меня вытянуться в струну и посмотреть прямо на Генварского.

— Максим, это неправда.

Он оборачивается и с грустью смотрит на меня. Губы растягиваются в снисходительной улыбке.

— Спасибо.

Не верит, он не верит мне. Кто я? Моложе вдвое, неопытная и наивная, доверчивая и влюбленная.

Пешка. Просто пешка.

— Врачи ошибаются, я знаю.

— Конечно, ошибаются. Но результаты биопсии не врут, Марина, это самый надежный способ.

— Надо еще сделать, — ляпнула и тут же пожалела, поймав взгляд Максима.

Тоска и насмешка.

— Прости, если сможешь. — Он снова замолчал. — Я должен был сразу сказать, может, даже позвонить из Берлина. Но не смог, нет, просто не захотел. Жалкий эгоист.

Не могу дышать, не чувствую своего тела.

Результаты биопсии не врут.

— Что теперь? — спрашиваю. Голос глухой, не мой. Опустилась на что-то твердое, не ощущаю пространства вокруг себя.

— Я бы бежал от тебя, знай я свой диагноз. — Он присел передо мной, и теперь его глаза оказались напротив моих. — Я бы все сделал, чтобы ты просто прошла мимо и никогда бы меня не узнала.

— Ты чего несешь, Макс? — Меня передернуло от его слов. — Какое «мимо»? Ты… ты что хочешь... Рехнулся?!

— Я должен был сразу тебе сказать, — снова повторяет как заведенный. — Не смог тебя отпустить.

— И не надо. — Обхватываю ладонями его лицо и наклоняюсь ближе. — Не надо меня отпускать. И гнать тоже от себя не надо.

Максим устало прикрыл глаза, а я по-прежнему не верю в то, что происходит. Как сон дурной, но я терплю его, потому что знаю: скоро проснусь. Генварский не может умереть. Просто не может. Он же такой сильный, умный, богатый. Может все что угодно. Он не может умереть от какого-то рака!

— Его ведь лечат? Рак. Германия не единственная страна, нужно еще проконсультироваться, есть же лечение, не может не быть.

— Меня нельзя оперировать, Марина, — словно ребенку прописные истины втолковывает. — По крайней мере, так, чтобы я смог долго прожить.

— Долго?

— Хотя бы год. — Он усмехнулся. — Но и его нет.

— Это неправда, — шепчу сухими губами, и сейчас мои слова кажутся мне такими жалкими, беспомощными. — Пожалуйста!

— Два-три месяца, — безжалостно произнес Генварский. — Полгода максимум. Прости меня.

— Что ты задумал? — Взгляд упал на бумаги, которые сейчас казались каким-то порождением зла. — Чего ты хочешь? Ты ведь уже все решил, да? Без меня.