Розамунда Пилчер - Дикий горный тимьян
Истории долго не кончались, но даже когда они вроде и закончились, Родди невозможно было остановить. Только Виктория хотела предложить разойтись спать, поскольку было уже заполночь, как Родди отодвинул стул и повел всех через холл в пустую и пыльную гостиную. Здесь стоял большой, накрытый старой простыней рояль. Родди откинул ее, пододвинул стул и начал играть.
В комнате царил жуткий холод. Шторы давным-давно были сняты, а ставни закрыты наглухо, так что старые мелодии отражались от пустых стен громом оркестра. Висевшая в центре высокого, роскошно декорированного потолка огромная хрустальная люстра сверкала, как гроздь сосулек, отбрасывая разноцветные блики, отражавшиеся в меди решетки перед камином из белого мрамора. Родди пел песни довоенных лет — самые сентиментальные из репертуара Ноэля Коварда, а также сочинения Коула Портера.
Мне не нужно шампанское,Оно не приводит меня в восторг.Скажи мне только, почему так бывает…
Остальные сгрудились вокруг рояля. Оливер, в котором с неожиданным поворотом вечера вновь ожил драматург, курил сигару, пристально глядя на Родди, будто боялся пропустить малейший нюанс в выражении его лица.
Джон прошел к камину, держа руки в карманах. Виктория нашла стоявшее посреди комнаты кресло, накрытое выцветшей синей клетчатой тканью, и присела на ручку. Она видела Родди со спины, над его головой в центре стены висело зеркало между двумя портретами — безусловно, Джока Данбита и его жены Люси.
Слушая старые добрые мелодии, она переводила взгляд с одного портрета на другой. Джок был изображен в парадном костюме своего полка, золотом блистали эполеты, на Люси же была юбка из шотландки и зеленоватый свитер. У нее были карие глаза, на губах играла улыбка. Виктория размышляла, сама ли Люси обставила гостиную, выбрала этот бледный ковер с рисунком из роз или унаследовала обстановку от свекрови и не стала ничего менять. А что бы сказали Джок и Люси, если бы узнали, что Бенхойл будет продан? Были бы они огорчены, рассержены или поняли бы Джона? Глядя на Люси, Виктория решила, что та, скорей всего, была бы на стороне Джона. Что касается Джока… на лице Джока застыло выражение торжественной непроницаемости. Светлые глубоко посаженные глаза не выражали ничего.
Виктория почувствовала, что все больше замерзает. Она надела в тот вечер, непонятно по какой причине, самое неподходящее платье, без рукавов, слишком легкое для зимнего шотландского вечера. Такое платье подходит к загорелым рукам и босоножкам.
Ты сливки в моем кофе,Ты молоко в моем чае…
Виктория поежилась и, пытаясь согреться, обняла себя за плечи. Джон Данбит тихо спросил ее, не замерзла ли она. Виктория, поняв, что он наблюдает за ней, почувствовала себя неуютно. Она опустила руки на колени и кивнула, давая понять, что не хочет мешать Родди.
Джон вынул руки из карманов и подошел к ней, сдернув покрывало с кресла во французском стиле из розового дерева. Он превратил покрывало в подобие шали и накинул его ей на плечи так, что она утонула в складках старой, мягкой, хлопковой ткани, уютной и приятной на ощупь.
Он не вернулся к камину, а устроился на другой ручке кресла, положив руку на спинку. Его близость успокаивала так же, как покрывало, которое он на нее накинул, и скоро Виктории уже было тепло.
Родди наконец остановился, чтобы перевести дух и отхлебнуть глоток из стоявшего перед ним на рояле стакана.
— Ну, наверное, довольно, — обратился он ко всем присутствующим.
Но Джон возразил:
— Нет, так не пойдет. Ты еще не спел «Не уезжай, моя милая».
Родди, нахмурившись, взглянул через плечо на племянника.
— Когда ты слышал, как я пою эту старую песню?
— По-моему, когда мне было лет пять. Отец тоже любил ее петь.
Родди улыбнулся.
— До чего же ты сентиментален, дружок.
Он повернулся к роялю, и неуютные стены пустой призрачной гостиной наполнились звуками старинного шотландского вальса.
Приходит лето,И дивно зацветают деревья.И дикий горный тимьянВырастает вокруг цветущего вереска.Пойдешь ли ты со мной, моя милая?
Я построю замок для любимой,И рядом будет прозрачный фонтан,И на него я сложуВсе цветы, что растут в горах.Пойдешь ли ты со мной, моя милая?
А если моя верная любовь покинет меня,Я, конечно, найду другуюТам, где дикий горный тимьянРастет вокруг цветущего вереска.Пойдешь ли ты со мной, моя милая?
12. ВОСКРЕСЕНЬЕ
Было десять часов утра священного дня отдохновения. Снова поднялся с моря северо-восточный ветер, свежий, холодный, пронизывающий насквозь. Высоко в небе плыли облака, и в промежутках между ними изредка проглядывало нежно-голубое, как яйцо малиновки, небо. Трудно было поверить, что еще вчера они нежились у водопада на солнышке, предвкушая скорый приход весны.
Джон Данбит сидел у печи на кухне в доме Гатри и пил чай. Кухня казалась уютным гнездышком. В печи красновато поблескивал огонь, а толстые стены и тщательно закрытые окна защищали от неистового ветра. Пахло горящим торфом, и к этому запаху примешивался аппетитный аромат тихо кипящего на плите бульона. Стол в центре комнаты был уже накрыт к обеду.
Джесс собиралась в церковь. Она взяла с комода шляпку и, слегка присев, чтобы видеть свое отражение в зеркале, надела ее. Переводя взгляд с нее на Дейви, Джон отметил, что из всех обитателей Бенхойла они изменились меньше всех. Джесс осталась такой же стройной, привлекательной, с чуть тронутыми сединой вьющимися волосами. Дейви выглядел даже моложе, чем его помнил Джон, с теми же ярко, голубыми глазами, с теми же пучковатыми рыжими бровями.
Джесс натянула перчатки.
— Ну вот. Мне пора идти. Простите, но я обещала заехать за Эллен Тарбат и отвезти ее в церковь.
Она взглянула на внушительные часы, стоявшие на каминной полке.
— А вы, если хотите сходить в горы и вернуться домой к обеду, заканчивайте распивать чаи и отправляйтесь в путь.
Она вышла. Тут же послышался скрежет коробки скоростей, урчание видавшего виды мотора, и небольшой серый фургон Дейви, прыгая по неровной дорожке перед домом, удалился в сторону Бенхойла.
— Водитель из нее никакой, — мягко сказал Дейви.
Он допил чай, поставил кружку на стол и встал.
— Но она права. Пора идти.
Он вышел в небольшую прихожую, снял с крючка у входной двери свою непромокаемую куртку, надел охотничью войлочную шляпу, взял пастуший посох и подзорную трубу. Два спавших у камина золотистых Лабрадора мгновенно вскочили, заслышав звуки его шагов и предвкушая прогулку. Они носились туда-сюда, тыкаясь Дейви в колени, крутя хвостами. Джесс сказала Джону, что это собаки Джока Данбита.
