Даниэла Стил - Пять дней в Париже
– Чему ты улыбаешься? Я говорю о том, каким тяжелым это лето оказалось для моего отца.
Погрузившись в сладостные воспоминания, Питер не слышал ее последних слов.
– Плата за такой бизнес, как у нас, неизбежна, – невозмутимо ответил Питер. – Это – тяжелое бремя и огромная ответственность. Кто тебе сказал, что это должно быть легко? – Он уже устал постоянно говорить об ее отце. – Но раньше я никогда об этом не задумывался. Слушай, давай куда-нибудь съездим? Нам нужно отдохнуть. – Мартас-Виньярд в этом году оказался не слишком подходящим местом для отдыха. – Что ты скажешь насчет Италии или другого места? Карибы? Гавайи?
Это позволит несколько изменить обстановку, и – кто знает – может быть, даже вернуть прежнюю романтику, вдохнуть жизнь в их брак.
– Сейчас? Зачем? На дворе сентябрь. У меня тысяча дел, и у тебя тоже. Я должна подготовить мальчиков к школе, а в следующую субботу мы повезем Майка в Принстон.
Кейт смотрела на него так, будто он сошел с ума, но Питер на этот раз решил настоять на своем. После стольких лет совместной жизни он должен был по крайней мере попытаться снова склеить их начавшую разваливаться семью.
– Тогда после того, как дети разъедутся по своим школам. Я не говорю – немедленно, но может быть, в ближайшие недели? Как ты считаешь?
Питер смотрел на жену с надеждой. Она спустилась со стремянки, и Питер поймал себя на мысли, что хочет испытывать к ней нечто большее, чем испытывает сейчас. Но как это ни ужасно, он ничего не чувствовал. Может быть, путешествие на Карибы что-нибудь изменит?..
– В сентябре ты должен ехать на слушания ФДА. Разве тебе не нужно к ним как следует подготовиться?
Питер еще не говорил ей, что независимо от мнения ее отца он не собирался ехать туда сам и позволять это Фрэнку. Нельзя было успокаивать себя тем, что все проблемы будут решены до того, как «Викотек» будет выброшен на рынок.
– Это моя забота, – сдержанно ответил он, – просто скажи мне, когда ты более или менее свободна, и я все организую.
Единственное, что предстояло ему в сентябре, – это слушания в конгрессе по вопросу цен, на которые он в конце концов согласился поехать. Но его появление в Вашингтоне при желании можно было отложить, и Питер это знал. Это был скорее вопрос вежливости и престижа, чем жизни и смерти. Отношения с Кэти были для него куда более важной проблемой.
– У меня масса встреч в этом месяце, – отмахнулась Кейт, открывая еще один ящик с вещами.
Некоторое время Питер тупо наблюдал за тем, как она работает, а потом до него дошло, что она, собственно, говорит.
– То есть ты предпочла бы никуда не уезжать?
Если дело было в этом, то ему хотелось бы об этом знать. Может быть, ее тоже что-нибудь угнетало? Внезапная мысль пронзила его, как молния.
Может быть, она ему изменила? И у нее есть любовник? Она что, избегает его? В конце концов, и с ней это вполне могло произойти, хотя Питеру никогда не приходило в голову ничего подобного. Он почувствовал себя идиотом. Его жена была привлекательной и достаточно молодой женщиной, так что не приходилось сомневаться в том, что она может нравиться. Правда, Питер понятия не имел, как узнать, произошло ли это на самом деле. Она всегда была такой невозмутимой и немного чопорной, что спросить ее в лоб, есть ли у нее любовник, было невозможно. Вместо этого, сузив глаза, Питер задал ей другой вопрос – самым резким голосом, на который был способен:
– Что, существует какая-то причина, по которой ты не хочешь отдыхать со мной вдвоем?
Кейт, рассовывавшая шарики от моли в очередные коробки, наконец оторвалась от своего занятия и ответила так, что Питер немедленно почувствовал раздражение.
– Мне просто кажется, что сейчас это будет несправедливо по отношению к моему отцу. Он так расстроен из-за «Викотека». На нем лежит такая ответственность. Мне кажется, что мы с тобой поведем себя как эгоисты, если будем валяться где-нибудь на пляже, в то время как отец будет сидеть в своем кабинете и волноваться.
Питеру с большим трудом удалось скрыть свою досаду. Его уже тошнило от этого постоянного беспокойства о Фрэнке, продолжавшегося все восемнадцать лет.
– Может быть, нам и стоит сейчас побыть эгоистами, – настаивал Питер. – Неужели тебя не беспокоит то, что мы женаты уже восемнадцать лет и при этом не обращаем на самих себя, на собственные нужды и собственный брак достаточно внимания?
Он пытался довести свою мысль до ее сознания, не зарождая в ней беспокойства по причине своей настойчивости.
– Что ты хочешь мне сказать? Что я тебе надоела и ты должен увезти меня на пляж, чтобы подсыпать в нашу семейную жизнь немного перца? – Кейт повернулась и посмотрела ему прямо в глаза, и Питер не знал, что ей сказать. Она почти угадала.
Нет, мне просто кажется, что нам нужно сбежать на некоторое время подальше от твоего отца, от детей, от нашего автоответчика, от твоих комитетов и… от «Викотека». Даже здесь нас постоянно преследует факс, и у меня такое ощущение, что я сижу у себя в офисе. Мне просто хочется уехать с тобой куда-нибудь, где никто бы нас не отвлекал и где мы бы могли поговорить, напомнить себе о том, что сводило нас с ума во время нашей первой встречи. Кэти улыбнулась – она начала понимать.
– По-моему, у тебя кризис. А на самом деле ты скорее всего просто нервничаешь по поводу ФДА и хочешь куда-нибудь сбежать, использовав в этих целях меня. Возьмите себя в руки, молодой человек. Когда-нибудь все это кончится и мы будем вами гордиться. – Кэти произнесла эти слова с улыбкой, и Питер почувствовал, как его сердце уходит в пятки. Она ничего не понимала – ни того, что ему чего-то не хватает в их отношениях, ни того, что он не собирался ни на какие слушания ФДА. Единственная обязанность, от которой он действительно не мог уклониться, – это выступление перед конгрессом.
– Это не имеет никакого отношения к ФДА, – твердо сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. У него не было никакого желания снова обсуждать с ней слушания. Разговоров с Фрэнком ему вполне хватало. – Я говорю о нас, Кейт. А не о ФДА.
В этот момент их разговор прервал Майк – ему понадобились ключи от машины. А Патрик, к которому пришли друзья, сунулся в комнату и спросил, есть ли еще замороженная пицца, потому что они умирают с голода.
– Я как раз иду в магазин! – крикнула Кэти, и возможность была утеряна. Повернувшись к мужу, она посмотрела на него через плечо, перед тем как выйти из спальни: – Не волнуйся, все будет хорошо.
Итак, она ушла, а Питер долго сидел на кровати – их кровати, – чувствуя себя опустошенным. По крайней мере он сделал попытку. Это было слабое утешение, потому что она не увенчалась успехом. Кэти даже не могла понять, о чем он говорил. Единственно, что волновало его жену, – это ее отец и эти дурацкие слушания.
