Екатерина Риз - Параллельно любви
— О Господи, — пробормотала она раздосадовано. Ухватилась рукой за вешалку, чтобы не упасть, и потом уже включила свет.
— Мама пришла! — отчего-то громким шёпотом выпалила, появившаяся в прихожей Юля.
— Почему ты шепчешь? — удивилась Марина.
— Тётя Лера сказала, что шуметь нельзя.
Марина нахмурилась и обратила обеспокоенный взгляд на домработницу, которая тоже вышла из кухни.
— Что у нас происходит, Калерия Львовна? Лёшка здесь?
Калерия выглядела расстроенной и только рукой махнула.
— Пришёл. Смотреть страшно на него, злой весь.
— Злой? — повторила Марина непослушными губами, а Юля удивилась:
— Он не злой. Он же не кричал.
Калерия выразительно на Марину посмотрела, глаза закатила, а девочку успокаивающе погладила по голове. Марина Юлю поцеловала, сунула ноги в тапки и всё время оглядывалась и прислушивалась, не понимая, почему Алексея не слышно и не видно.
— Вы чем занимаетесь? — отстранено поинтересовалась она.
— Я рисунок рисую про весну, нам в школе задали. Ты забыла?
— Почему забыла? Помню.
— Я сейчас ужин приготовлю и пойду, — сказала Калерия взволнованным шёпотом, — а ты с ним поговори.
— Господи, да что случилось-то? Где он?
— Спит, — ответила Юля.
— Спит? — Марина кинула изумлённый взгляд на Калерию Львовну, но та не ответила и вернулась на кухню, увлекая за собой девочку.
И отчего она вдруг так перепугалась? К двери спальни подошла с сильно колотящимся сердцем. Заглянула и замерла ненадолго, глядя на Алексея, который лежал на её постели. Лежал прямо в одежде, обнимал подушку и, кажется, на самом деле спал. Белая рубашка была измята, волосы взъерошены, пиджак и галстук небрежно переброшены через спинку стула. А в комнате тихо-тихо, только его дыхание слышно.
Ты же не глупая, ты всё прекрасно понимаешь. Он ведь не просто пришёл, он пришёл и специально лёг в твою постель — не на диван, не в комнате для гостей, а в твою постель, чтобы не нужно было ничего тебе говорить и объяснять. Ты смотришь на него сейчас, и возразить тебе нечего.
Опять врёшь. Не хочешь ты возражать. А надо.
Интересно, Лёшка понял, что это совсем не их кровать, а новая? Нет, конечно, подобных мелочей он никогда не замечал.
С кухни послышался весёлый смех Юли, и Марина поспешила дверь прикрыть, не хотела, чтобы Алексей проснулся. А сама думала только об одном — всё вернулось. Именно в эту минуту, но что с этим делать — совершенно не ясно. Теперь она точно сойдёт с ума, другого не дано.
Марина в растерянности постояла перед кроватью, смотрела на Асадова, потом, стараясь не шуметь, достала из шкафа плед и Алексея укрыла. И это вместо того, чтобы разбудить и потребовать ответа.
Он вздохнул, зашевелился, а потом спросил:
— Ты где была?
В первый момент Марина едва не кинулась вон из комнаты, потому что до ужаса боялась разговаривать с ним здесь, в этой тёплой интимной обстановке. Это было слишком, по крайней мере, для неё. Но сбегать из собственной спальни, показалось уж чересчур глупым.
— С клиентом встречалась. Спи.
— Угу. Марина.
— Что?
— Прости, ладно?
Она поправила ему одеяло.
— За что?
— Я опять на тебя свалился.
— Спи уж.
Калерия Львовна на самом деле быстро ушла, напоследок попросив Марину:
— Ты только не нервничай.
— Да я и не собираюсь.
— Я не заметила, чтобы он злился, — пожала плечами Юля, когда они с Мариной сели ужинать. — А тётя Лера говорит…
— Тётя Лера слишком много лишнего говорит. Не слушай её.
— Почему?
Марина помолчала.
— Это не правильно, обсуждать других людей в их отсутствие.
— А при них можно?
Марина смущённо кашлянула.
— Если они сами этого захотят.
Девочка призадумалась, а после кивнула.
— Хорошо, я потом у него спрошу разрешения.
— Юля!
Чем больше времени проходило, тем сильнее Марина начинала нервничать. Что делать, если Лёшка не проснётся? Юлю уже пора укладывать спать, а ей что потом делать? Оставить Асадова в покое, а самой лечь в комнате для гостей? Наверное, это самое лучшее решение. Из-за присутствия бывшего мужа в квартире, а ещё точнее, в собственной постели, Марина себе места не находила, до такой степени нервозности дошла, что внутри всё тряслось.
Поправила одеяло, наклонилась и поцеловала уже спящую Юлю в щёку. Выключила свет и вышла из детской, осторожно прикрыв за собой дверь. На кухне горел свет, да и дверь её спальни была настежь открыта. Значит, самой ничего решать не придётся. И так сразу не скажешь — хорошо это или плохо.
— Уснула? — спросил Алексей, когда Марина появилась на кухне. Она кивнула. — Хорошо.
— А ты?
— А я проснулся. — Улыбнулся он вполне искренне.
— Вижу. Сейчас покормлю тебя.
— Давай. — Асадов присел за стол, вытянул руку и принялся разглядывать складки на рукаве.
— Да уж, — подтвердила Марина, — мятый весь.
— Ну, я побоялся, что если ты увидишь меня голого в своей постели, то твоя жалость проявится в гораздо меньшей степени. — Встретил Маринин взгляд и скис. — Извини.
Она немного посомневалась, но всё-таки поинтересовалась:
— Что ты делать собираешься?
Алексей пожал плечами.
— Понятия не имею. Я уже давно думаю… А, ты имеешь в виду сегодня?
— Именно.
— Поеду домой. Ты не беспокойся. Чем пахнет так вкусно?
— Потерпи, сейчас всё будет.
Марина молча наблюдала за тем, как он ест, и на душе так тепло сделалось, на какое-то короткое мгновение, но искорка эта проскользнула и унесла с собой напряжение.
— Где ты так устал?
Он усмехнулся.
— Устанешь тут… У Тошки опять зуб режется, ребёнок снова превратился в маленького монстрика. Причём в монстрика, который попросту отказывается спать.
Марина улыбнулась.
— Ничего, всё пройдёт.
— Пройдёт, конечно.
— И ты поэтому приехал?
Он посмотрел на неё.
— А почему ты хочешь, чтобы я приехал?
Его взгляд её смутил и Марина отвернулась.
— Я не хочу, я просто спрашиваю.
Алексей долго ничего не говорил, доел, коротко поблагодарил её, и снова замолчал. Казался непривычно озабоченным.
— Просто не хотелось домой, — сказал он, наконец. — Как подумал, что ещё один вечер в непрекращающейся борьбе пройдёт…
— И по какому поводу война?
— А без повода. Просто из любви к искусству… Вру, конечно.
— Конечно, — кивнула она и укоризненно посмотрела, когда заметила его улыбку.
— Не знаю, что делать, — признался Алексей. Заглянул в опустевшую чашку и его губы сложились в прискорбную ухмылку. — Просто не знаю.