Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович
А она уже перешла к следующему моменту, остановив внимание суда на безрассудной храбрости покойного майора. Очень многое из того, что тот делал, подходило под это определение. Про его смелость и отвагу упоминал чуть ли не каждый второй. Однако теперь Ольга акцентировала безрассудность многих из описанных поступков.
– Вы к чему это все? – спросил председательствующий.
Ему казалось, что компромисс достигнут и можно более не копаться в психологических мелочах.
– Я хочу сказать, ваша честь, что в отваге покойного майора были элементы неадекватности, – сказала Шеметова.
– Психом теперь мужа сделаем? – взвизгнула вдова.
– У меня в руках два медицинских заключения и одна справка, – показала большие желтые конверты адвокатесса. – Разрешите, ваша честь?
– Зачитывайте, – не стал запрещать Денисов.
Это была последняя их домашняя заготовка. Сначала помог, как ни странно, Гескин. Ольга пару раз звонила ему по телефону, и посоветоваться, и просто поболтать – она жалела старика еще с той поездки на теплоходике.
Рассказывая про бравого майора, услышала неожиданное:
– А он суицидом не баловался? – спросил старый адвокат.
– С чего бы? – удивилась девушка.
– Уж очень он жизнь не любил, – сказал Гескин.
Чутье старика не подвело.
Бумаги дались большой ценой – во всех смыслах. За справку пришлось заплатить конкретные деньги, чтобы ее обладатель рискнул засветить документ. Медицинские же заключения были получены бесплатно, но с боем и с использованием всех имеющихся связей, в том числе все тех же Волика и Багрова.
Первое заключение психолога гласило о невозможности дальнейшего прохождения службы майора Куницына в теперь уже полиции. Психолог подробно писал почему. Было и про жестокость, и про склонность к неоправданному риску, и даже про особо заточенные нравственные принципы, необщего, образно говоря, типа. Так прямо и было написано: «Моральные нормы либо не усвоены, либо сугубо личные или корпоративные». Клиническая интерпретация тоже была прописана и тоже – нехорошо: «Невротизация по «nt» типу. Психопатизация по «ci» типу».
Впрочем, про психопатизацию Ольга зачитывать не стала, оставила про запас, если не удастся компромисс в суде.
Второе заключение, теперь уже клинического психолога, добыл Волик. Точнее, сначала идею нащупал засевший в Интернете Багров. Он услышал от соседей Куницыных, что майор решил строить в Заречье собственную охотбазу. Как раз на тех «оттопыренных» четырнадцати гектарах. И на никем не меренных гектарах окружающих лесов и озер.
Олег в поисках компромата начал копать дальше. Выяснил, что планы предусматривали даже взлетно-посадочную полосу вблизи Клад-озера, километрах в трех от деревни. И, наконец, узнал, что майор пытался получить летные права в Архангельске. Однако, несмотря на все свои возможности, не получил.
Остальное было делом техники, точной и филигранно выверенной.
Майор пилотом не стал, потому что опять споткнулся на психологе – проверка будущих пилотов была очень строгой. Среди прочих, позитивных и негативных, выводов был один, обрубающий дальнейшие разговоры. Медик считал, что его собеседник, проведший на тестах и в беседах в общей сложности шесть (!) часов (обычно уходил один час), бессознательно склонен к риску и даже к суициду!
Денисов вынужден был принять и этот документ, в противном случае последовало бы ходатайство о вызове новых свидетелей.
И, наконец, Шеметова доложила о справке.
Маленькая, всего на одной страничке.
Чтобы она нигде не светилась, покойный майор заплатил фельдшеру «Скорой помощи» тысячу американских долларов. Столько же заплатил и Багров: теперь уже бывший фельдшер счел, что ему ничего не угрожает, а деньги и сейчас приличные.
В бумаге было описано, как экипаж архангелогородской «Скорой» прибыл на вызов по самоудушению. Пьяного пациента вовремя вынули из веревки сотрудники гостиницы. Они же вызвали медиков. В таких случаях полагается везти несчастного в психиатрическую больницу. Однако уже оправившийся Куницын за тысячу зеленых полностью поменял концепцию медпомощи.
Наталья еле сдерживала ярость, бросая на Ольгу бешеные взгляды.
Председательствующий тоже был не в восторге от услышанного.
– К чему вы это рассказываете? – спросил Шеметову Марат Сергеевич.
– Мой подзащитный выстрелил в Куницына, когда тот подошел почти вплотную, – спокойно ответила Ольга. – Причем после длительной паузы.
– И что? – не понял судья.
– Зачем тот подошел? – спросила Шеметова. – Он же знал, что творится с парнем. Он несколько дней назад разрушил ему личную жизнь. После десяти лет подобной же деятельности. Он знал упорство мальчишки. Он помнил угрозу, про которую нам сам же подзащитный и рассказал. Он видел, что двое караулят его в лесу. Тем не менее остановил машину и подошел. Не остановил бы – остался бы жив. Не подошел бы – остался бы жив. И последний вопрос: почему, встретившись с врагом в лесу, опытный и смелый майор не достал оружие? Почему не попытался выбить обрез из руки Леши? Он же не сразу выстрелил.
– Это теперь он говорит, что не сразу! – отозвался Николаев.
– Думаю, так и было, – убежденно сказала Шеметова. – Мы весь процесс слушали, как мой подзащитный давал показания, не щадя себя. Он все время говорил правду. Так почему майор предпочел молча смотреть на обрез и улыбаться? Я вижу единственную причину. Это была еще одна попытка суицида. И заодно – месть отвергнувшей его женщине. Получилось и то, и другое.
Зал молчал, окутанный невидимой тяжелой завесой.
Неисповедимы пути господни. Но и человеческие тоже не просты.
– Ходатайствую не приобщать, ваша честь! – наконец сказал Николаев. – Это только предположение. Ничего более.
– Удовлетворено, – привычной судейской скороговоркой проговорил Денисов.
– А как быть с представленными документами? – спросила Шеметова. – Я ходатайствую об их приобщении к материалам дела.
– Удовлетворено, – произнес Денисов.
Но на этом сюрпризы не закончились.
Пришла не заявленная до суда свидетельница. Тем не менее Денисов, по ходатайству стороны защиты, допустил ее к процессу.
Зоя встала перед маленькой свидетельской кафедрой. Она и сама была маленькой, тоненькой. Ответила на устанавливающие вопросы судьи.
Лешка глядел на девушку во все глаза. Несмотря на то что она пыталась встретиться с ним в тюрьме, писала письма, он постоянно отвечал ей молчанием. Зачем морочить голову любимой девчонке? Он был вырван из человеческой жизни, она в ней осталась. Лучше уж стиснуть зубы и перетерпеть, чем долго страдать вдвоем.
Зоя, видимо, думала иначе. Решение родилось не сразу – как ребенка вынашивала, – зато окончательное.
Преодолев отчаянное сопротивление родителей, сама, через Анну Ивановну, нашла адвокатов Лешки. Прямо во время процесса. Сама и в Любино приехала. Здесь уже ее, как родную, взяла под опеку Лешкина семья.
Шеметова, с разрешения судьи, начала допрос свидетельницы.
– Что случилось вечером, предшествовавшим убийству? – спросила она.
– Мы были в комнате с Лешей, – начала она.
– Вы ему кто? – встрял Николаев.
Не успела Ольга опротестовать его вопрос, как Зоя уже ответила.
– Я его будущая жена, – спокойно сказала девушка.
Похоже, субтильный вид обманчиво скрывал взрослую волю.
Лешка из своей клетки смотрел на Зою, не отрываясь.
О ее приезде родители еще не успели ему сказать. И, возможно, даже волшебное решение об освобождении обрадовало и удивило бы его меньше, чем реальное возвращение любимой.
– Скажите, пожалуйста, что случилось потом? – продолжила допрос Шеметова.
– Мы собирались лечь спать, как в дверь очень громко застучали. Потом милиционер крикнул, чтоб Леша выходил. Иначе он взломает дверь.
– Алексей испугался? – спросила Ольга.
– Алексей – нет. Я очень испугалась.
– Что было дальше?
– Мы вышли. Он схватил Лешу за руку и закрутил ее ему за спину. Я заплакала.
