Он опасен для меня (СИ) - Ясмина Мар
Что он хотел сказать дальше, я слушать не стала. Мне было больно, горько и невыносимо плохо, и я со всей дури запустила телефон в стену, не заботясь о его сохранности. Равнодушно посмотрела на трещину, пересекающую всё ещё работающий дисплей.
Я не желала быть хорошей девочкой. Хотела лишь одного — чтобы чертовы слезы перестали жечь глаза, а сердце прекратило ныть. Я чувствовала себя обманутой и преданной. Ночью Марк обещал не делать мне больно, шептал всякие нежности, говорил, что не оставит и не отпустит, а утром… А утром молча ушел. Все слова, произнесенные под покровом ночи, не имеют ценность при дневном свете. Аннулируются, как неугодный товар.
Вечером пришла горничная, уже немолодая маврикийка, с охапкой свежих цветов и корзиной фруктов. Я несколько минут наблюдала, как она набирала в вазу воду и потом разносила по всему дому букеты, а затем решилась спросить:
— Скажи, а ты не видела нигде письмо?
Английский она понимала плохо, а на креольском не умела излагать мысли уже я, потому объясняла то, что хочу, в итоге на пальцах.
— О, простите меня мисс! — виновато произнесла Эйне, всплеснув руками. — Вылить чай. Утро, уборка… Случайно чай вылить бумага…
Она, сходив во двор, принесла мне потрепанный листок — местами рваный, с грязными разводами и уже почти нечитаемыми буквами.
— Вы не злитесь на Эйне?
Я покачала головой.
— Нет, конечно. Всякое бывает, Эйне. Давай лучше пойдём что-нибудь поедим?
Две недели прошли отвратительно медленно. Сначала я злилась, проклинала Марка и пыталась даже билеты купить, чтобы вернуться обратно, но эта сволочь забрала мой загран с собой! Парню явно икалось, потому что первые пару дней я ругала его без остановки. Он не только мои документы забрал, но еще и приставил ко мне четырех бугаев, которые дальше пляжа не пускали, не то что на поиски консульства для получения бумаги для возвращения на родину. Я, мать его, застряла здесь!
Какой же Марк сволочь. Какой же…
Следом, после того, как ярость немного утихла, пришел страх. Страх, что с моим самонадеянным придурком что-то случится. И я взялась за телефон. Сначала по нескольку раз проверяла все соцсети Марика, отслеживая его активность, а потом начала писать сама. Ругалась, обзывала его дураком и сообщала ему все, что помнила из дел отца. Имена людей, которым он мог довериться, номера телефонов, свои размышления. Я не ждала ответа, потому что понимала — мы обязательно поссоримся, если начнем общаться по-настоящему. Мне было достаточно того, что он читает каждое письмо. Так я понимала: с ним все хорошо и право его придушить полностью мое. А я его точно убью! Только пусть пересечет порог…
Глава 16
Марк Чернигов
Не помню, когда в нашей маленькой квартире перестал гореть свет. То ли электричество отрубили из-за долгов, то ли мать не могла купить лампочку, то ли что-то еще, но, сколько я себя помню, меня окружала полутьма, которую изредка нарушали солнечные лучи. Потому что даже солнце, будто стыдясь, не спешило освещать наше жилище, скрываясь или за тучами, или за высотками, окруженными тощими соснами с сухими ветками.
Темнота всегда была моим единственным другом и при этом самым верным врагом. Её я боялся, но ценил больше всего. Она своей шалью из мглы умела прикрывать и прятать от всего мира. И она же обнажала клыки из моих страхов, чтобы вонзить их, когда я доверчиво жался к ней.
А потом… Появилась Поля. Свет. Неистовый, искрящийся, настолько яркий, что сначала больно глазам с непривычки. Ни одна звезда не могла сравниться с ней в сиянии и чистоте. Девочка с серыми глазами и самой лучистой улыбкой, какую только можно было встретить такому, как я. Она слепила. Не давала покоя. Вытаскивала на свет всё то, что я тщательно скрывал под толщей пыли, потому что не видел смысла использовать в тех реалиях, которые топили меня с младенчества. Да и каким я должен был стать, если родная мать сделала всего лишь две вещи для меня — родила и подделала документы, чтобы меня не заперли в детдоме, чтобы у меня появился шанс на лучшую жизнь.
Алина Чернигова когда-то была знаменитой моделью и актрисой. У нее оставались кое-какие связи, и она ими воспользовалась, когда поняла, что умирает. Подговорила своего собутыльника, чтобы он украл волосы Полины, потом отдала их на экспертизу вместо моих волос. Не знаю, проснулся ли в ней материнский инстинкт или она просто хотела напоследок наследить своему бывшему. Но я благодарен ей и Андрею Довлатову, который действительно старался стать моим отцом.
Сначала я не смотрел на свою «сестру». Кто она такая, чтобы обращать внимание? Девочка, воспитанная в любви, достатке и бесконечной дозволенности? Мне далеко было до её высот. В то время, как она рисовала яркими красками на холстах, я пытался оттереть грязные разводы на душе. Пока она лучисто улыбалась окружающим, я думал о том, что никто из них меня никогда не поймёт. Считал, что видят во мне заморыша, которого вытащили из дерьма. Даже Полина. Особенно она. Раздражала своей опекой и постоянным желанием угодить, будто я немощь какая. Всё пыталась доказать, что мы равны. Вот только я искренне верил — чтобы быть со мной на равных, ей нужно спуститься с Олимпа на самое дно. Туда, куда даже солнце стыдится светить.
Ненавидел девчонку, пока не понял, что бесит меня вовсе не её поведение…
Я влюблялся.
С каждым проклятым днём влюблялся в собственную сестру всё сильнее и пытался оттолкнуть как можно дальше.
Переломный момент случился в тот день, когда напился с пацанами в одной из заброшек. В первый раз и в сопли. Она дотащила до комнаты и просидела со мной всю ночь, прикрыв перед отцом, и это было… Это было сильно. Поступок, на который не все пацаны способны.
Помню, проснулся тогда, а она спит, сложив руки на моей кровати. Наплевав на всё, просто перетащил её к себе и укрыл, а потом полночи рассматривал мягкие черты лица, не понимая почему не хочу отталкивать, но всё равно продолжаю. Той ночью мне не снились кошмары, ставшие моими постоянными спутниками во тьме. Та ночь вообще круто перевернула мою жизнь, не предупредив, что падать с высот Олимпа на самое дно куда больнее, чем оставаться на своём месте и не пытаться вскарабкаться на территорию солнца.
В тот день в школе, когда все пошло
