Горечь и сладость любви - Наталия Николаевна Антонова
Наступил день, когда дверь квартиры, в которой они прожили с Верой так много счастливых дней и ночей, распахнулась перед ним. Но обрадовался Эдуард рано. На пороге стоял толстый усатый мужик и что-то сосредоточенно жевал. Он чавкал и с интересом рассматривал Эдуарда. А прожевав, спросил:
– Тебе чего, чувак?
– Не чего, а кого! Позовите Веру!
– Какую ещё Веру? – усмехнулся тот. – У меня в наличии только Надежда и Любовь.
– Издеваетесь? – начал закипать Эдуард.
– Ты чего, больной? – обиделся мужик и крикнул в глубину квартиры: – Люба! Надюха! Идите сюда!
Вскоре на пороге появились две девицы. Одной было лет тридцать пять, другой вдвое меньше. И обе они были неуловимо похожи на мужика, открывшего ему дверь.
– Кто это? – спросил Эдуард внезапно осевшим голосом.
– Как ты и просил, Надежда и Любовь! Мои сеструхи. Выбирай любую! Но лучше Надю. Она давно замуж хочет, – и мужик подтолкнул старшую ближе к Эдуарду.
Прилунин отшатнулся.
– Мне Веру надо! – закричал он. Голос у него внезапно прорезался.
– Извиняй, чувак, Веры нет, – развёл руками мужик. – Не будь таким привередливым! Бери что есть!
Мужик по-свойски подмигнул Прилунину.
Эдуард отвернулся и опрометью бросился к лестнице. Посмотрев ему вслед, младшая из девушек спросила:
– Братец, а это кто?
– Откуда же я знаю? – пожал плечами мужик. – Я его в первый раз вижу!
– Псих какой-то! – фыркнула старшая.
– Всё может быть, – охотно согласился мужик.
– А ты меня ещё предлагал ему в жёны! – обиделась девушка.
– В твоём возрасте, – философски проговорил брат, – выбирать особо не приходится. А чувак, по-моему, очень даже ничего.
– Дурак, – ответила старшая сестра и удалилась. За ней последовала младшая, даже не взглянув на брата.
Мужик почесал макушку, проворчал недовольно:
– Вот и проявляй после этого братскую заботу о младших сёстрах.
Эдуард, выбегая из подъезда, столкнулся в дверях с соседкой с первого этажа, с которой всегда здоровался.
– Простите, – пробормотал он.
– Куда же вы так спешите, Эдик? – пробасила она.
– Я, Анастасия Филаретовна, к Вере пришёл! А её нет, – он оглянулся на дверь подъезда, закрывшуюся за его спиной.
Соседка отступила на крыльцо и спросила с нескрываемым любопытством:
– А разве Вера не предупредила вас, что она съехала отсюда ещё в среду?
– Нет, – покачал головой Эдуард и проговорил, точно оправдываясь: – я в командировке был.
– В какой такой командировке? – подозрительно переспросила соседка.
– В творческой!
– А, – протянула женщина и прищурилась. – Так теперь у всех сотовые телефоны есть.
– Он у меня разрядился, – неубедительно соврал художник. И спросил: – А вы не знаете, куда переехала Вера?
– Конечно, знаю, – кивнула Анастасия Филаретовна с явным чувством превосходства.
– Куда? – нетерпеливо вырвалось у художника.
– Верочка вернулась к родителям. – Понаблюдав за тем, как вытянулось лицо художника, соседка потрясла перед ним своим пакетом внушительного размера: – Ладно, молодой человек, мне ещё рыбу нужно пожарить к приходу моего сына…
– Да, конечно, Анастасия Филаретовна, спасибо вам, – Прилунин постарался быть предельно вежливым, хотя это удавалось ему с трудом. По хитрющим глазам соседки он понял, что та догадалась о том, что Вера выставила его. И не только из съёмной квартиры, но и из своей жизни.
Соседка оглянулась и посмотрела в спину идущему к своей машине художнику.
– Ишь, как побитая собака плетётся, – проговорила она многозначительно и вошла в подъезд.
Вера была искренне благодарна отцу с матерью за то, что они, узнав о её желании вернуться в родительский дом, не стали задавать ей лишних вопросов.
Татьяна Васильевна, после того как дочь сообщила, что передумала выходить замуж за Эдуарда, буквально расцвела. В первую минуту она даже не поверила своим ушам, а потом еле сдержала рвущийся наружу вопль торжества. В таких случаях говорят, что от радости «в зобу дыханье спёрло».
Отец, как всегда, был сдержанным в проявлении своих чувств, но, улучив минутку, когда они с Верой остались наедине, приобнял её и, погладив по голове, как гладил в далёком детстве, тихо сказал:
– Может, оно и к лучшему, дочка.
Вера молча кивнула и благодарно потёрлась лбом об отцовскую натруженную руку.
Татьяна Васильевна не утерпела и на следующий день позвонила Клавдии.
– Клава, – спросила она строгим голосом, – что там произошло у Веры с её прихвостнем?
– С каким прихвостнем? – не сразу поняла Клавдия.
– Который нам в зятья набивался!
– Вы имеете в виду Прилунина? – осторожно спросила девушка.
– Кого же ещё! – нетерпеливо воскликнула Татьяна Васильевна.
– А разве у них что-то произошло? – удивилась Клавдия.
– Ну ты даёшь, мать моя женщина! – возмутилась Евдокимова-старшая и спросила ядовито: – Тебе хотя бы известно, что Вера вернулась домой?!
– Домой? – пролепетала девушка.
– Представь себе! – довольно воскликнула Верина мать и тут же снова набросилась на бедную Клаву: – Как же так, Клава, ты же самая близкая Верина подруга! И ничего не знаешь?!
У Клавдии чуть не сорвалось с языка: «Я-то подруга, а вы мать». Она вовремя сдержалась и пробормотала смущённо:
– Завертелась я, Татьяна Васильевна. Да и Вера мне что-то не звонила давно.
– Вот и надо было тебе обеспокоиться, чего это она тебе не звонит.
– Надо, – покаянно согласилась Клава и поспешила утешить Верину родительницу: – Всё будет хорошо, Татьяна Васильевна.
– Твоими устами да мёд пить, – проворчала Евдокимова с притворной печалью.
– Вы забыли ещё одну пословицу, – весело напомнила Клавдия, догадавшаяся о тщательно скрываемой Вериной матерью радости.
– Это какую же? – не удержалась от любопытства Татьяна Васильевна.
– Устами младенца глаголет истина, – охотно ответила Клава.
– Хорош младенец! – невольно рассмеялась Евдокимова. – Весу-то в тебе сколько?
– Дело не в весе, а в уме, – хихикнула Клава и похвасталась: – Я, Татьяна Васильевна, похудела.
– Да ну? – не поверила Верина мать.
– Точно вам говорю! Сами потом увидите.
– Ладно, ладно, вес твой меня мало интересует. Ты лучше узнай, что произошло у Веры с её художником. Мне-то её расспрашивать об этом не с руки.
«А мне с руки», – подумала Клава, но вслух пообещала:
– Я постараюсь, Татьяна Васильевна.
Глава 21
«А ведь я и впрямь совсем о Вере забыла», – с запоздалым раскаянием подумала Клавдия. «Какая же ты, Клавка, бессовестная, – укорила она сама себя, – ведь если бы Вера не решила свести меня с Даниловым, то я никогда бы не встретила Яшу».
При воспоминании о Якове у Клавдии сразу же сладко заныло сердце. Яша, её Яша. Какой он славный!
Примерно так же думал и Яков о Клавдии. Он уже не представлял
