Нарисованные шрамы - Нева Олтедж
— На этот раз ты не отделаешься дешевой версией, Роман. — Она фыркает. — Я хочу платье, большое, пышное и сверкающее. Тонну цветов, оркестр, играющий шикарную музыку, и, конечно же...
Я чувствую, как губы у меня кривятся в улыбке. Я так чертовски люблю свою маленькую сумасшедшую жену.
— Я люблю тебя, — шепчу я, надеваю кольцо ей на палец, затем беру ее за лицо и целую.
* * *
Я провожу ладонью по спине Нины, затем опускаю вниз, чтобы сжать ее попку, и повторяю путь вверх до самого затылка, где пальцами застреваю в спутанных темно-зеленых прядях.
— Это смоется?
Нина поднимает голову от моей груди и смотрит на прядь волос между моими пальцами.
— Не любишь зеленый цвет?
— Не очень. Но если тебе нравится, я не против. Хотя он ужасен.
— Он смоется через неделю или две. Я тоже его ненавижу. — Она пожимает плечами и снова опускает голову, прямо над моим сердцем. — Как ты остановишь войну с итальянцами?
— Обычным способом. Кое-кто женится на милой и послушной итальянке.
— Как романтично. И кто же будет счастливым женихом?
— Я еще не решил. Наверное, Костя.
— Уверена, он будет в восторге. — Она зевает и закрывает глаза. — Как проходит физиотерапия?
— Я закончил ее две недели назад. Уоррен сказал, что мы достигли максимума того, чего можно достичь, поэтому в ней больше нет необходимости.
— Я рада. Знаю, как ты ненавидел эти сеансы. Ты сексуален с тростью, как я и говорила. — Она сонно улыбается.
Я убираю несколько спутанных прядей волос с ее лица, затем смотрю в сторону кровати, где мои костыли прислонены к стене. Не думаю, что она заметила их, когда мы вошли, поскольку мы были заняты тем, что снимали одежду по пути к кровати. Она все равно узнает об этом утром, но я предпочитаю сказать ей сразу и покончить с этим.
— Нина... Я должен тебе кое-что сказать.
— Ммм... это может подождать до утра?
— Нет.
Она тут же поднимает голову, глядя мне в глаза.
— Что ты сделал?
— Я ничего не сделал. Просто мне нужно, чтобы ты кое-что узнала.
— О, Боже... — Она простонала: — Просто скажи мне, что ты сделал.
Мой прекрасный маленький цветок смотрит на меня, ее глаза расширены. Я ненавижу то, что должен сказать. Я ненавижу это так сильно, что мне становится плохо.
— Нина я все еще пользуюсь костылями. По утрам мое колено все еще ноет, и я не могу ходить без них в течение первого часа или около того. — Я стиснул зубы и продолжил: — Иногда они мне нужны и по вечерам.
Она наблюдает за мной, ее глаза смотрят в мои. Мне нужно, чтобы она что-нибудь сказала. Хоть что-нибудь.
— И? — спрашивает она наконец.
— И? И всё, — говорю я.
Ее глаза округляются еще больше.
— Чтоб тебя черти драли, Роман, не пугай меня так. — Она бьет меня ладонью по груди. — Я думала, ты собирался рассказать мне что-то важное, например, как ты убрал Игоря, пока меня не было. Господи, детка.
Я уставился на нее. Это не та реакция, которую я ожидал. Разочарование, да. Или, по крайней мере, некоторое недовольство, когда поняла, что окажется привязанной к инвалиду на всю оставшуюся жизнь. Разве это не чертовски важно? Может, она думает, что это временно?
— Нина, ты не понимаешь. Лучше, чем сейчас, для меня уже не будет. Прости меня, malysh.
Она берет меня за лицо и тянет, пока лбом не касается моего.
— Да, ты уже говорил мне. Я также видела костыли и сделала выводы, детка. И мне все равно. — Она целует меня в губы. — Значит, ты никого не убил, пока меня не было?
Я решаю сохранить молчание и благоразумно держу рот на замке.
— Роман? — Она сужает глаза.
Я вздыхаю.
— Я убил Тануша, ясно?
— Я так и знала. Я. . . — Она качает головой.
— Он был тем, кто установил бомбу с Леонидом.
Нина смотрит на меня, морщит нос, потом кивает.
— Он это заслужил, — говорит она и снова прижимается к моей груди. — Только, пожалуйста, не убивай больше никого из-за меня.
Я слушаю, пока ее дыхание не выравнивается. Когда я убеждаюсь, что она крепко спит, я беру ее маленькую руку со своей груди и целую кончики пальцев.
— Я убью любого, кто посмеет причинить тебе боль, — шепчу я. — Просто позабочусь о том, чтобы в следующий раз ты не узнала об этом.
Эпилог
Два месяца спустя
— Роман, ты не пойдешь со мной покупать свадебное платье. Я смотрю на него с другой стороны кухни, уперев руки на бока.
— Я буду возле примерочной. Я не буду смотреть, но я буду там.
— Нет, — говорю я.
— Да.
— Это смешно.
— В моем страхе за твою безопасность нет ничего смешного. Я до сих пор не могу забыть тот день, когда ублюдок, которого нанял Леонид, пытался убить тебя. Ты не представляешь, что я пережил за тот час, когда я не знал, ранена ты или мертва. Я не собираюсь проходить через это снова.
Он подходит ко мне, берет за талию, и сажает на стойку. Это стало моим любимым местом.
—Позёр, — говорю я, и щепаю его твердые бицепсы.
— Тебе нравится, когда я так делаю, — говорит он и встает между моих ног. — И это спасает меня от напряжения шеи.
Я чувствую его руку на колене, затем он ведет ее по бедру и к трусикам. Кладет свою трость на стойку, а другой рукой проникает под мою юбку.
— Я опоздаю на примерку.
— Они подождут, — шепчет он мне на ухо, и вскоре я слышу, как рвется ткань моих трусиков.
— Мне нужно будет найти архитектора, который рассчитал высоту этой стойки... — Он тянется к своему ремню, расстегивает его, а затем брюки. — И я дам ему хорошие чаевые.
— Насколько хорошие? — Я улыбаюсь, обхватываю