Л̶ю̶б̶л̶ю̶. Гублю (СИ) - Ева Левина
С ней никто не говорил и пока не угрожал, но легче от этого не становилось. От нахождения в замкнутом тихом, как в вакуме, пространстве, становилось по-настоящему плохо. А вдруг её оставят здесь? Вдруг никто не найдет?
К горлу то и дело подкатывал спазм, а руки дрожали как при сильном ознобе. Хотелось вздохнуть, но шея была как будто в тисках, которые начинались на груди и больно стискивали гортань.
Маше не были знакомы симптомы панической атаки, но что-то внутри подсказывало, что это именно она. Испугавшись, что от нехватки воздуха она может упасть в обморок, Маша вскинулась и стала часто и неглубоко дышать, одновременно с этим начав отсчет: один… два… три… четыре… пять… шесть…
Постепенно спазм ослаб, а дыхание вернулось в норму, после чего обессиленная Маша упала на железную кровать. Жесткие ржавые пружины жалобно заскрипели и прогнулись, больно впиваясь в бок. Тонкий матрас, набитый свалявшейся ватой совсем не спасал и даже доставлял дополнительное неудобство расползаясь грубыми комьями. Стараясь не обращать внимание на дискосфорт, Маша накрылась казенным шерстяным одеялом в клеточку и закрыла глаза, подавив подкатывающие рыдания.
Все это из-за Горина.
Страдания, слезы, похищение, и эта чертова паническая атака… Во всем виноват только он!
В голове лихорадочно крутились мысли о том, как бы развивались события, если бы тогда, в той кофейне, он не накрыл её пледом. Не было бы этих трех месяцев ада… Ссоры с родными, изнасилование Тани, шантаж от Мороза старшего…
Было, конечно, и хорошее… Но сейчас почему-то вспоминалось только плохое. Воспаленный мозг обвинял Горина во всех злоключениях и выносил вердикт без суда и следствия: Маша не должна прощать его. Никогда.
Только бы выбраться…
Теперь всё будет по-другому. Она обязательно начнет ценить себя и вырвет из сердца жалкие остатки любви к этому чудовищу, полностью посвятив себя новым отношениям. Вспомнились влюбленные глаза Мороза и внутри вдруг разлилось тепло. Он самый лучший и надежный. Уже два раза Роман спасал её обязательно придет и снова. Нужно только подождать.
Воображение рисовало картинку будущего: вот они с Морозом уезжают из этого города, женятся, потом Маша рожает малыша… Он, наверняка, хочет сына и будет безумно счастлив… Её Роман…
Постепенно Маша согрелась и даже задремала.
Ей снился невероятно реалистичный сон, в котором девушка снова кричала. Вокруг было много крови. Маша оглядывалась и ошарашенно всхлипывала, понимая что вся палата утопает в багровой жиже. Она не понимала, откуда столько, но точно знала, что это родная кровь. От этого внутри становилось нестерпимо больно, и Казанцева орала в голос, до хрипа, пытаясь выбраться.
Очнувшись, она огляделась и вдруг поняла, что кричала на самом деле. Горло саднило, а плечи содрогались от рыданий, которые, несмотря на окончание кошмара, продолжались.
Обхватив себя руками, Казанцева еще долго приходила в себя, раскачиваясь на кровати и шумно всхлипывая подавляя отголоски еще не до конца затихшей истерики.
На крик так никто и не пришел. Исходя из этого Маша сделала вывод, что в этом корпусе она одна и даже надзирателя к ней не приставили.
Но уже через какое-то время она услышала, как за дверью разговаривают Колесников и Морозов старший. Они ссорились и по тону Олега было понятно, что он не поддерживает подельника.
Приникнув к железной двери, Казанцева задержала дыхание и превратилась в слух.
20
— Куда едем? — после получасового молчания подал голос губернатор, устав смотреть на унылый пейзаж окраин города.
— За моим братом. У меня доступ к мозгам его машины. А он наверняка едет на встречу с Колесниковым.
— Он останется на свободе, — вдруг прошелестел Александр Николаевич, — если с Машей все будет в порядке, то твой договор со следствием насчет брата — в силе.
Мороз покосился на ненавистного губернатора и хмыкнул. Сдается, что он не совсем мудак.
Навигатор показывал адрес в старом районе. Объехав грязно-жёлтые треэтажные дома, машина Мороза свернула во двор старой психушки.
Странное место для встречи с Колесниковым…
Неужели она здесь? Чуйка редко подводила Мороза и теперь она тоже упрямо твердила, что Маша внутри.
Главное, чтобы не тронули… Ведь Колесников понимает, что в покое его не оставят, поэтому будет играть грязно и без зазрения совести пустит девушке пулю в лоб, если поймет, что всё идет не по плану. Мороз знал, что Костя жесток и мстителен, особенно если дело касалось его собственной шкуры или выгоды.
Остановившись под круглой каменной аркой, Роман внимательно оглядел пустынный двор лечебницы: машина брата была в ста метрах, но самого его нигде не было.
Вдруг в дверях дальнего самого ветхого корпуса показалась широкая спина Мороза старшего и сразу стало ясно: Машу точно держат там.
Сейчас ненависть к Горину совсем отступила под гнетом новых более важных проблем, поэтому они действовали скорее, как союзники. Мороз мазнул взглядом по губернатору, вызывающему по телефону подмогу, и на секунду задумался: ведь они совсем не враги… Просто им не повезло полюбить одну и ту же девушку. И сейчас совсем не важно, кого она выберет в итоге. Главное, чтобы Маша осталась живой и невредимой.
Внутри корпуса пахло затхлостью и пылью. Наверняка, конкретно в этом крыле никого нет. Идеальное место для того, чтобы держать заложника.
Переглядываясь, Горин и Мороз практически бесшумно преодолели два лестничных пролета и остановились, прислушавшись.
Сверху раздавались приглушенные голоса. Колесникова и Морозова.
Партнеры ссорились.
— Ты идиот, Олег. Горин — мстительный гандон, поэтому у нас с тобой есть только один вариант: потребовать у него, чтобы нас выпустили из страны. Часть денег выведена. Этого хватит.
— Значит вали сам, Костя. Ты в схеме был мозгом, а у меня здесь пять ресторанов и четыре ночных клуба. Это уже не говоря об остальном. Терять их из-за того, что ты не договорился с верхами, я не собираюсь.
— На сделку со следствием пойдешь? Или зятьку Кощею звонить будешь? Конечно, хочешь чистеньким выйти, ведь я вроде как главный… Только вот хер ты угадал, козёл, — судя по тону, Колесников понимал, что остался совсем один и злился.
Горин подался вперед, и увидев удивленные лица ссорящихся подельников, зарычал:
