Мой малыш миллионера - Анастасия Сова
Вот только этого не случилось. Олег Лаврентьев за те несколько лет, что общался с сыном, так и не смог рассказать жене о том, что у него есть внебрачный ребенок, а если бы он стал помогать сыну, то его былые походы налево могли бы всплыть в прессе, чего политику очень не хотелось.
Он решил вообще никак не пересекаться с Александром, а, как говорится, самоустраниться из его жизни.
Не знаю, легко ли далось Лаврентьеву это решение или сложно, но нам оно оказалось на руку. Фактически, подарок судьбы. После этого дело осталось за малым – опытностью нашего адвоката и представителя по делу о покушении на похищение ребенка.
Зато о любимой дочери политик позаботился, притянув все возможные связи. Когда Ольга Лаврентьева стала главной подозреваемой по делу Мирона, процесс слишком быстро свернули, сославшись на отсутствие состава преступления.
Если честно, нас устраивало даже это. По большому счету, Оля – всего лишь наглая, избалованная девица.
После всего случившегося отец, кажется отпарил ее куда-то заграницу, и все это время о ней не было ничего слышно.
Единственное, чего нам с Мироном хотелось больше всего – справедливого суда над Коршуновым, чтобы его осудили по всей строгости закона по вменяемым статьям.
Так и получилось. Последний суд по его делу состоялся сегодня, и Мирон принес домой радостные вести.
– Я блинов напекла, хочешь? – спрашиваю у любимого, хотя он, наверное, и по запаху должен был понять. – Твои любимые, на кефире. Я там еще варенье достала, которое тетя Наташа передала. У нее вкусное варенье, ты такого еще точно не пробовал.
– Чщщщ… – Мирон прикладывает палец к моим губам.
Я замираю и начинаю часто моргать. Я что, что-то не так сказала? Он же всегда любил мои блинчики, а сейчас что? Я же старалась…
– Знаю, Ань, сейчас не самый подходящий момент, и я еще даже куртку не снял, но ждать больше просто нет сил.
Мирон запускает руку в карман и достает оттуда округлую черную коробочку. Маленькую такую, что в его здоровенной ручище скрывается практически полностью.
Не может быть! Быть не может!
Я уже забываю о том, что только что готова была до вечера возмущаться о неблагодарном поведении любимого мужчины. Какие могут быть блины, когда тут такое?!
Мирон встает на одно колено, не спеша открывает коробочку, внутри которой красуется кольцо с большим таким, нет, просто огромным камнем.
– Белоснежка, – начинает он, и я чувствую в его, обычно уверенном тоне, легкое волнение, – ты выйдешь за меня замуж?
Дыхание перехватывает. Я буквально забываю о том, как дышать. Вроде и ждала такого поворота событий, надеялась на него, но когда все случилось – растерялась неожиданно даже для самой себя.
– Выйдешь? – переспрашивает любимый, потому что, видимо я сильно тяну с ответом.
– Конечно! – восклицаю, часто кивая головой. – Я люблю тебя, Мирон, и с радостью стану твоей женой.
Полтора года спустя
– Макар, осторожно, ты же упадешь! – бросаю полотенце и подбегаю к сыну, который только что вскарабкался на табуретку.
– О! Тот! – сынок указывает на торт, смешно проглатывая букву «Р».
– Торт будем есть, когда папа придет, потерпи еще немного, – улыбаюсь, усаживая ребенка поудобнее.
Какой же юркий он стал! Иногда не успеваю отвернуться, а Макар уже залез куда-нибудь или набил себе очередную шишку.
Я каждый раз сильно переживаю, и готова после каждого падения везти малыша в травмпункт. Я же, как любая порядочная мать, начиталась в интернете страшных историй про последствия таких вот активных игр.
Мирон же всегда говорит, что не стоит так акцентировать внимание на синяках ребенка. Пусть растет настоящим мужиком, который стойко переживает любые неудачи и падения.
Да, наверное, он прав, но мне все равно тревожно.
А еще в два года Макара будто прорвало. Раньше – слова клещами было не вытянуть. Те пару десятков слов, что он знал, говорил очень нехотя, редко, будто делал суетливым родителям одолжения.
А потом, на следующий день после дня рождения, решил раскрыть свой потенциал. Так что теперь у нас дома – «птица Говорун, отличается умом и сообразительностью».
Малыш повторяет за мной большинство слов, и теперь следить за своей речью приходится намного тщательнее.
– Папа пидет? – вот и сейчас Макар повторяет, но с вопросительной интонацией.
– Конечно, зайчонок, обязательно придет, – ласково отвечаю.
– Уа! – кричит сынок, поднимая вверх сразу обе руки.
– Ты уже приготовил машинки, в которые вы с папой сегодня будете играть? – спрашиваю у малыша.
В ответ он часто кивает головой.
Шипение со стороны плиты извещает меня о том, что я отвлеклась слишком надолго, и ужин Макара «убежал» из маленькой кастрюльки.
– Блин! – невольно вырывается у меня разочарованный возглас.
– Блииин! – тянет вслед за мной сын, но я стараюсь не акцентировать на этом внимания, чтобы не провоцировать его повторить за мной снова.
Себя же мысленно ругаю за то, что это слово вырвалось у меня случайно.
Пока вожусь с пригоревшей к поверхности плиты кашей, слышу позади себя тихие рассуждения сыночка:
– Ммм, какой тот, – бормочет он, и это заставляет меня обернуться.
Макарка с удовольствием елозит пальчиком по сливочному крему, которым обмазан очередной кондитерский шедевр, сотворенный Катей. Подруга решила сменить сферу деятельности, и теперь печет тортики и другие сладости на заказ. И получается у нее, надо сказать, отлично!
А мне новое увлечение Катьки очень даже кстати! Особенно в те моменты, когда нужно подготовиться к какому-то празднику или любому значимому событию, как, например, сегодня.
– Малыш, не надо трогать тортик, он же станет некрасивым, – спокойно говорю я, а потом забираю сладость со стола.
– Некасивым? – снова повторяет ребенок.
– Ага, – подтверждаю. – И папа очень расстроиться, когда это увидит.
– Папа Мион?
– Да, папа Мирон. А мама? Как зовут твою маму, сынок?
– Аня! – кричит он, и снова радостно поднимает руки.
Мы едва успеваем помыть руки, как домой возвращается глава семейства.
– Папа! – голосит Макарка и бежит навстречу отцу.
Это одно из его любимый занятий. Малыш любит встречать гостей, а папу иногда даже ждет у двери, если увидит во дворе его машину.
– Это кто у нас тут? – Мирон садится на корточки и раскрывает объятия.
