Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина
– Вась, я тебе все объясню, – словно маленькому ребенку, едва ли не по слогам, выдал мужчина. – На самом деле ты все не так поняла.
– Ой, ну вот только не надо опускаться до этих банальностей, – покачала головой я. – Все же как белый день ясно, Кеша. Меня только одно интересует.
– Что именно? – выдавил из себя Дубравин.
– Ты вообще собирался мне рассказать о нем?
Дубравин отвел взгляд, и это его молчание оказалось красноречивее тысячи слов.
– Понятно, – хмыкнула я. – Неужели так нравилось делать из меня дуру? У меня подходящее под эту роль амплуа, что ли?
– Вась, – взял мою ладонь в свои Кеша.
– Не смей прикасаться ко мне! – Я резко отступила назад и передернулась. – Противно, знаешь?
Дубравин поджал губы.
– Не уходи. Я тебе все объясню.
– А тебе не кажется, что уже поздно для объяснений? – вскинула на него требовательный взгляд я. – Это же твой сын? Или ты хочешь сказать, что меня и глаза подводят, не только сообразительность?
– Мой, – после небольшой паузы выдохнул он.
Предсказуемое, казалось бы, признание, а внутри меня все равно будто бомба разорвалась.
– Спасибо, что хоть сейчас хватило смелости на правду, – охрипла я.
– Вась, – приблизился вплотную Дубравин. – Вась, послушай меня, пожалуйста.
– Кеша! – опять требовательно позвала Загорская. – Он не успокаивается!
Мужчина прямо передернулся, точно все его тело вдруг свело болезненной судорогой.
– Инга, возьми ребенка и иди в пансионат, – рявкнул на нее Дубравин. – Его няня осталась в номере, обратись к ней, раз сама не можешь справиться.
Блондинка поджала губы.
Я прекрасно видела, такой ответ ее не устроил, но Загорская проглотила возмущения и сделала так, как сказал мой муж.
«Надо же, – подумалось мне. – Дрессированной оказалась».
– Тебя ждут, – заметила я. – Не стоит тратить свое драгоценное время на ненужные мне объяснения. Иди.
– Нет, – категорично заявил он. – Я понимаю, как все выглядит со стороны.
– Понимаешь? – не поверила я.
– Паршиво все выглядит, Вась, – покачал головой Дубравин. – Я подлец, и этого ничто оправдать не сможет.
– Да неужели? – из меня вырвался истеричный смешок. – Я-то думала, в этой истории именно мне уготована роль главной злодейки, предательницы и изменщицы. А ты великодушно простишь мне все прегрешения. Нет?
Кеша поморщился.
– Прости меня, – выдохнул он. – Я слишком боялся тебя потерять, чтобы раньше признаться в случившемся.
– Это ничего бы не изменило, – процедила я.
– Выслушай меня и попытайся понять, я…
– Ты сам себя слышишь вообще? У тебя есть сын от другой женщины, Дубравин. У тебя любовница – нет, даже вторая семья! Как такое можно понять?
– У меня с Ингой ничего общего нет. Никаких отношений, мы не близки.
– Ничего, кроме сына, – закатила глаза я.
– Матвей – результат моей ошибки, но…
Я залепила мужу пощечину. Так сильно ударила, что он даже отшагнул назад.
– Не смей называть своего ребенка ошибкой! – Меня опять трясло. – Скорее, это ты для него ошибка, не думал?
– Ты не так меня поняла. Я люблю Матвея, но…
– Оставь меня в покое, Дубравин. Я не нуждаюсь в подробностях твоей жизни. Скоро мы разведемся и тебе ничего не будет мешать уделить время своей настоящей семье.
– …тебя люблю сильнее, – выдохнул пока еще муж.
Мне хотелось оглохнуть, чтобы не слышать его. Раньше эти слова приносили мне счастье, а теперь вызывали лишь очередной залп острой боли. У меня уже почти сил не осталось держать лицо перед Дубравиным, я сдавала позиции этой невыносимой агонии.
– Я тебе не верю. Не ходи за мной. Не хочу тебя видеть.
– Вась!
– Дай мне дышать, Дубравин! – вызверилась я. – Рядом с тобой я теперь задыхаюсь. Неужели не видишь?
– Мы еще обязательно поговорим. Немного позже, – словно бы сам себя уговаривал он.
Я же припустила вперед. Подальше от мужа. Подальше от его ужасного предательства. Подальше от боли.
Впрочем, от последней мне сбежать все равно бы не удалось. Она поселилась внутри меня и теперь жестоко отвоевывала территории, занимала все вокруг, уничтожала круг за кругом. По ее следам шагали черная тоска, ненависть и… зловещая пустота.
И хоть Дубравин не стал догонять, а меня все равно не покидало чувство, что я бегу в капкан.
До машины я добралась быстро. Как завела мотор, не помню. Просто сорвалась с места и помчала вперед. Даже дороги не разбирала толком.
В какой-то момент пошел дождь. Стремительно потемнело. Еще и подмораживать стало.
– Что я тебе такого сделала, Дубравин?! – плакала я в пустоту салона. – За что?
Это были глупые наивные вопросы, на которые даже ответов не требовалось. Но вот в моменты отчаяния, когда тебе сделали по-настоящему больно, очень хочется выяснить, почему именно тебе и за что. Хотя потом прекрасно понимаешь, что ни к чему эти ответы, даже получи ты их, не приводят. Легче же все равно не становится.
Перед моими глазами то и дело всплывало лицо маленького мальчика, и меня прошивало болью, точно в груди раз за разом проворачивали кинжал.
Самое удивительное, что больше всего я жалела даже не о потере Кеши, а о потере того несбывшегося, которое себе намечтала: семьи, любимого, детей…
«И жили они долго и счастливо» оказалось не про меня. Это было особенно горько.
За собственной драмой я даже не заметила, как машину занесло. Я потеряла управление и… врезалась в дерево.
Удар и темнота стали необходимой точкой
