Ярослава и Грач (СИ) - Дмитриевна Алёна

— И совсем не бред. Я тут читала, как в прошлом году называли детей в нашем городе. И поверь, после Кофи-Амоако и Эмберли-Роуз имя Мануэла звучит очень даже ничего.

Гриша подарил ей взгляд, полный ужаса, и сделал глоток чая. Яра тоже хотела чаю, но последний месяц тошнило и от него.

— Скажи, что ты пошутила, — попросил муж.

Яра пожала плечами. Даже на ее пропущенный через гормональную атаку взгляд Кофи-Амоако для их сибирской действительности было слишком.

— Может быть, посоветуемся с кем-нибудь? С моей мамой, например? — неуверенно предложил Гриша.

— Ты ведь не серьезно, правда? — вскинула бровь Яра. — Твои родители называли вас с братьями по алфавиту… Тогда уж пойдем к моему отцу. Он отлично придумывает имена!

— Да ну?..

— В смысле, «да ну»? Вообще-то, меня он называл!

— Я просто хочу сказать… Почему нельзя дать ребенку простое человеческое имя?

— А у меня, значит, не человеческое?

— Яр, не передергивай. У тебя прекрасное имя. Просто Мануэла Григорьевна звучит странно. Ну как ты вообще себе это представляешь? Мануэла, иди домой, пора обедать и смотреть мексиканские сериалы…

Яра не выдержала и рассмеялась. И впрямь, на детской площадке она будет смотреться глупо. И тут же довольно улыбнулась: девять лет прошло, а ему до сих пор ничего не стоило рассмешить ее.

— Ладно, продолжим, — смилостивилась она. — Марианна, Михайлина, Моника, Медея, Муза… Слушай, а как тебе Медея?

— Она скормила сердца своих детей Ясону. Почему это имя до сих пор не табуировано?

— А по мне так ничего. Медея Григорьевна. Меда… Эй, малыш, что думаешь? — обратилась она к животу.

В ответ дочь с такой силой пнула ее в печень, что Яра не удержалась и ойкнула. Это был еще один момент, о котором ее никто не предупредил. Страницы книг полнились рассказами о чудесных ощущениях, которые дарят шевеления ребенка. На деле же Яре все чаще казалось, что на УЗИ и впрямь что-то перепутали, и внутри нее сидит боксер. А вдруг правда — мальчик? А они его сейчас нарекут какой-нибудь Моникой…

— Вот-вот, — покивал головой Григорий. — Видишь, даже наша дочь против такого извращения. И вообще, что это за странная книга у тебя? Ну-ка, дай. «Сборник уникальных имен»… Понятно.

— Просто не хочу, чтобы она была одной из многих… — насупилась Яра. — Хочу, чтобы у нее было такое имя, которое бы принадлежало ей одной.

— Яр, — Гриша пересел к ней, обнял. — Ну ты чего?

— Не знаю, — неожиданно для себя всхлипнула она. Вообще в последнее время в его объятиях ее постоянно тянуло на слезы. — Просто подумала… Вот будет она пятой Евой в классе… И как станет понимать, когда обращаются к ней, а когда нет?

— Почему Евой?

— Да потому что это имя уже который год находится в топе!

— Все, успокойся. Она не будет Евой. И повторения — это не так страшно, у меня в классе было еще три Григория.

— И как вы друг друга различали?

— По фамилиям. И еще клички друг другу давали.

— А у тебя какая была?

— Белый.

— Почему «белый»? Ты же Черных…

— Да это я в третьем классе в мелу перемазался, так и пошло… До самого выпуска только так и называли…

— Тебе не было обидно?

— Да не, нормально. Мы все друг друга как-нибудь называли.

— А у меня не было клички…

— Только не говори, что собираешься расстраиваться еще и поэтому поводу. Ладно, давай посмотрим нормальные имена. Так, Марина, Мария, Марта, Майя… Майя, кстати, ничего. Что скажешь?

А Майя и правда звучало хорошо.

— Черных Майя Григорьевна, — задумчиво проговорила Яра и обратилась к животу. — Как тебе, дочь?

И вдруг ощутила пришедший изнутри отклик, который невозможно было передать словами.

— Ты чего? — всполошился Гриша, заметив, как изменилось ее лицо.

— Ей нравится, — тихо ответила Яра, боясь спугнуть момент. — Ты Майя, да?

В ответ дочь пнула ее пяткой прямо в то место, где лежала ладонь Гриши, да так и оставила, чтобы он погладил. Если бы Яра сама раз за разом не наблюдала эти эпизоды их общения, то в жизни бы не поверила, что так бывает.

— Ну вот и решили, — улыбнулся Григорий.

— Майя, — повторила Яра и вдруг с небывалой ясностью осознала: у них будет ребенок. Настоящий. Живой. Девочка. Их с Гришей продолжение. Ничего не было, а они взяли и сотворили ее, и теперь она живет в ней, готовясь выйти в этот большой мир, такая маленькая, слабенькая, беззащитная, и конечно же они сделают все-все-все, чтобы уберечь ее…

— Ну, и чего ты опять ревешь? — прижал ее покрепче к себе Гриша.

Поцеловал в макушку.

До родов оставалось три недели и два дня.

История девятая. Часть первая.

Плачь и смотри, со стороны

Счастье босиком по ковру перед сном.

Плачь и смотри, у него глаза твои,

И если бы не ты, мы бы были втроём.

Не пара — Плачь и смотри

— Майюш, солнышко, ну давай хоть ложечку. Сама хочешь? Хорошо…

Ложка тут же была использована в качестве катапульты, каша угодила Яре на футболку и стекла вниз. Яра точно помнила, что сегодня утром в шкафу это была последняя чистая футболка.

— Майя! Так нельзя! Отдай ложку!

Ложку дочь отдавать не пожелала. Вместо этого принялась лупить ею по тарелке, разбрызгивая кашу во все стороны.

Только что вышедший из душа Гриша зашел на кухню и нахмурился, разглядев представшую перед ним картину.

— И зачем ты ей это позволяешь? Замечательно, теперь руками. Яра, ну что это такое?

Разговаривать с ним Яре не хотелось. Она все еще была зла на него за ночь. Майя спала сегодня плохо, и только на руках, и если Яра ходила и качала ее. Саму Яру тоже качало, она раз за разом пыталась лечь с дочерью в постель, но та начинала плакать. После полутора часов этой экзекуции Гриша пробормотал что-то злобное, забрал свою подушку и плед с кровати и ушел спать в гостиную. А Яра еще почти час сражалась с их ребенком. И утром, когда Майя проснулась и разбудила ее, встала совершенно разбитой.

— Яр, ну ты вообще собираешься что-нибудь делать? — воскликнул Гриша.

Нет, она не собиралась. Честно говоря, ей было легче отмыть потом кухню, чем остановить это безобразие. И сейчас она пыталась сделать вид, что ничего не происходит, а, значит, от неё ничего не требуется. Она устала. И все, чего она хотела, чтобы ее оставили в покое. Надолго.

Ксюша была права. Майя отлично избавила ее от чувства одиночества. Ни минуты одной.

— Яра! — гаркнул Гриша, его окрик ударил по и без того оголенным, обожженным нервам, и она очнулась.

Майя продолжала лупить ладошками по каше.

— Да хватит уже! — закричала Яра на дочь и дернула на себя тарелку.

Майя тут же разразилась криком.

— Ты с ума сошла! — воскликнул Гриша, и потом добавил тихо и зло. — Не можешь держать себя в руках, уйди отсюда.

— И что дальше, не пойдешь на работу и будешь с ней сидеть? — выплюнула Яра, чувствуя как на глазах выступили слезы. В последнее время она много плакала. — Я просто пытаюсь ее накормить! А ты только высказываешь претензии вместо того, чтобы помочь! Сам-то хоть раз пробовал это сделать?

— Прекрати молоть чушь! Майюшка, не плачь, иди ко мне.

Он попытался взять дочь на руки, но та хотела к маме, и лишь закричала пуще прежнего, и принялась вырываться. Яра протянула руки, но Гриша встал между ними.

— Боги, Гриша, отдай!

— Нет! Сначала научись себя вести. Стопки книг по психологии, а пользы ноль.

Книги… Во время беременности она и правда прочла о детях и воспитании едва ли не все, что нашла. Теперь ей часто хотелось собрать их все и сжечь.

Майя продолжала надрываться.

— Гриша, отдай, она же плачет!

Григорий сдался. Майя рванулась к ней, прижалась и затихла.

И в этот момент пиликнул сотовый. Яра замерла.