Право на одиночество (СИ) - Шнайдер Анна

– У твоего начальника приятный голос, – заявила мне подруга, как только я положила трубку. Я смущённо улыбнулась. Но Аня не стала развивать эту тему, а направилась на кухню – готовить мне очередную порцию молока с мёдом.

Вечером, после сытного ужина, мы хотели включить фоном какой-нибудь хорошо знакомый фильм, но до этого дело не дошло, потому что подруга завела разговор, который интересовал меня больше всех фильмов, вместе взятых.

– Слушай, Наташ, а что у тебя с Антоном-то? – спросила Аня, развалившись на другом конце моей постели. – Помню, ты в него раньше влюблена была.

– Была, – я кивнула.

– Ну и?

Я вздохнула. Вот как объяснить?.. Впрочем, кому мне объяснять, если не Ане. Уж она хоть понять попробует, это я знала точно. Не факт, что поймёт, но попробует.

– Когда Антон приезжал последний раз, в марте, он очень активно приставал ко мне, – вздохнув, я решилась рассказать. – Он меня чуть по дивану не размазал, Ань. А я… ты, наверное, не поверишь, но я ничего не почувствовала. Совсем ничего! Пять лет его любила, а теперь, когда он был готов на большее, я…

Мой голос сорвался. Аня задумчиво уставилась на меня.

– Как ни странно, это меня не удивляет, подруга, – протянула она. – У тебя вечно всё через… одно место.

Я улыбнулась.

– Но это ещё не всё, Ань.

– Да ладно? Мне уже страшно.

– А мне-то как страшно! Короче говоря, некоторое время назад за мной ухаживал один товарищ, очень симпатичный, кстати. И он тоже приставал ко мне, целовал, один раз я ему даже позволила кофту снять, чтобы понять, что я всё-таки чувствую.

– Ну и как? – фыркнула Аня. – Поняла?

– Да. Ничего я не чувствовала! И что это значит, как думаешь? Может, я… не женщина? В смысле, женщина, но… короче говоря, ты поняла. Ладно, Молотов, хотя он очень красивый, но Антон… Тебе не кажется это ненормальным?

Аня смотрела на меня и улыбалась. А потом вздохнула и покачала головой.

– Знаешь, меня так и подмывало что-нибудь ехидное сказать. Но… пожалуй, сейчас не время и не место. Нет, мне не кажется это ненормальным. Понимаешь, все люди разные. Кому-то, чтобы загореться от желания, достаточно нескольких откровенных прикосновений малознакомого человека. Такой, любя одного, способен изменять ему с кем-то другим. Многие люди разделяют любовь и секс. И правильно делают, в сущности. Но ты, Наташ… Я уже давно поняла, что ты не сможешь разделить постель с тем, кого не любишь. Именно потому, что ты просто не способна почувствовать физическое влечение к нелюбимому человеку. Такое сейчас редко встречается, подруга. Да и что говорить, я тебе даже завидую. Поэтому и не вижу ничего особенного в том, что ты мне рассказала. Антона ты уже разлюбила, а этого Молотова полюбить не успела. Вот и всё.

Я вздохнула. Да, пожалуй, всё так, как говорит Аня. Но… кое-что не сходится.

– А если… если есть человек, от одного рукопожатия которого я словно таю? Причём это началось почти сразу после нашего знакомства. И я не могу сказать, что люблю его, Ань. Мне он, безусловно, нравится, но… не более. Однако когда он прикасается ко мне, я… теряю способность мыслить.

– Кто он? – Аня подалась вперёд и заглянула мне в глаза.

– Какая разница?

Несколько секунд подруга молчала. А затем тихо сказала:

– Тогда у тебя есть два выхода. Либо добиваться большего, чтобы понять природу этого чувства, либо попытаться забыть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я не могу добиваться, Анют. Он женат. И у него двое детей, две девочки…

Вспомнив серо-жёлтые глаза Лисёнка, так похожие на глаза Громова, я почувствовала себя виноватой. Если бы ты только знала, девочка, какие чувства я испытываю к твоему отцу. Наверное, тогда ты бы возненавидела меня.

– Наташ? Хочешь совет?

Я кивнула, отгоняя от себя образ дочери Громова.

– Просто живи дальше. Что должно случиться – то произойдёт. В такой ситуации, когда ты не можешь ни сделать первый шаг, ни отступить, это наилучший выход.

Я почему-то вспомнила своих родителей. Маму, которая столько времени была рядом с отцом, а он не любил её. Папу, который полюбил, когда она уже смирилась. «Что должно случиться – то произойдёт». Неужели вы так долго шли друг к другу, чтобы просто так – взять и погибнуть в автокатастрофе спустя двадцать лет?!

– Я так и собираюсь сделать, Анют. Что ещё остаётся?

К началу следующей недели я действительно выздоровела и вышла на работу. Но ничего хорошего меня там не ждало. Громов сообщил мне такую неожиданную и не очень радостную новость, от которой моё сердце болезненно сжалось.

Светочка попала в аварию. Нет, она выжила, но в больнице придётся провести с месяц, а потом ещё пару недель – на домашнем лечении.

Услышав это, я бессильно опустилась на стул. Авария… опять машины. Что же такое?

– Наташа, – сказал Громов, положив руку мне на плечо, – не переживай, через полтора месяца Света опять будет с нами.

Я подняла бледное лицо.

– Максим Петрович… как вы без секретаря? – я решила сменить тему: слишком много боли я испытывала, говоря об автокатастрофах. – Полтора месяца… срок приличный.

– Уже попросил отдел кадров подобрать мне временного. Может, найдётся какая-нибудь студентка, которая захочет немного подзаработать летом.

– Сейчас у студентов как раз сессия начнётся…

– Да не переживай ты так, найдём. Уж секретаря-то найти – ерунда! Это ведь не главный редактор, – и Громов подмигнул мне.

Однако он зря относился так оптимистично к этой ситуации. Впрочем… я прекрасно понимала, что Максим Петрович просто нарочито бодрится, чтобы я лишний раз не унывала, но… в общем, с секретарями у нас началась настоящая чехарда.

В первый же день отдел кадров прислал целых три кандидатуры, которые выскакивали из кабинета Громова после пятиминутного собеседования, как пробки из бутылки. Он при мне позвонил кадровикам и ругался с ними по поводу этих претенденток. Ведь мы отправили им чёткие требования – причём они были вполне реальными – а кадровики нас засыпали какими-то непонятными личностями, которые даже не умеют толком компьютером пользоваться.

– Знания офисных программ – обязательно! – от крика Громова у меня звенело в ушах. – И это даже не обсуждается! Если ещё хоть один кандидат скажет, что он не умеет делать таблички в экселе, я поставлю перед генеральным вопрос о вашей профессиональной компетенции.

Да уж, страшен в гневе мой начальник. В общем, кадровики впечатлились. В результате утром во вторник к Громову на собеседование пришёл прекрасный секретарь – компетентная, с хорошим опытом работы и рекомендациями. А ещё она была потрясающе красивой. Уже за одно это я бы не взяла её на работу. Но… Максим Петрович взял.

Вика действительно была образцом красоты и сексуальности с моей точки зрения. Высокая, фигуристая, с длинными блестящими чёрными волосами и тёмно-карими глазами, она, казалось, сошла со страниц «Плейбоя». По крайней мере размер груди впечатлял, особенно в сочетании с тонкой талией. А уж пухлые губы… Да-а-а, внешность хоть куда.

Я утешала свою ревнующую сущность тем, что Громов взял её только из-за профессионального интереса, но… Слишком уж часто Вика стреляла в него глазками. Даже в моём присутствии. Максим Петрович, правда, не реагировал, но откуда мне знать, как он вёл себя с ней наедине?

Да и характер Вики мне не нравился. Нет, она не делала ничего особенного, никого не обижала, наоборот – была со всеми вежливой до приторности. Я просто чувствую таких людей – лживых до мозга костей. Пока ты не встал на её пути, ты для неё лапочка и пупсик, а вот если встал – по стеночке размажет.

И каждый раз, когда Вику вызывал к себе Громов, моё сердце сжималось от дурного предчувствия. И оно уже не имело никакого отношения к проклятой ревности, которую я загнала так глубоко, что она даже почти не высовывалась.

Так Вика проработала три недели. С обязанностями она справлялась, людям не хамила – в общем, лапочка, а не секретарь. Но я болезненно скучала по Свете. И почему-то боялась, что Вика очарует Громова, и он решит не принимать мою подругу после болезни.