Ангел для Рыбки (СИ) - Енодина Анастасия
— Нель, я бы помог тебе с чем угодно, кроме этой дачи, ты же знаешь. — Вновь эта дурацкая фраза «ты же знаешь», от которой остаётся стойкое ощущение, что я не знаю ничего.
— Знаю! Но мне нужна помощь! Я даже сдала избушку своего одногруппнику, которого терпеть не могу, и всё ради того, чтобы были деньги на ремонт! А ты мог бы приехать и помочь ему отремонтировать веранду, раз всё равно ничего не делаешь!
Он вздохнул, а потом выдал:
— Я считаю, дачу надо продать. Купишь новую и поближе к городу, а?
Я фыркнула. Другого от него и не ждала, а всё равно обидно! Дочь я ему или не дочь? Многого прошу, что ли? Никогда не была избалованной, никогда не играла на том, что расставшиеся родители должны соревноваться в том, кто больше меня любит и кто внимательней. Хотя, с моими бы так не получилось: оба не внимательные, хоть и одинаково сильно любят меня.
— Нет. Я буду жить здесь! — твёрдо заявила я. — А ты, если не хочешь, можешь не приезжать и не помогать — я найму кого-нибудь, продам серьги с брюликами, которые Виктор на юбилей подарил, и отремонтирую дачу! Потому что она, блин, важна для меня, если ты ещё не понял!
Это всегда работало. С Виктором папа соревноваться не мог: зарабатывал не так, чтобы много, но тратил практически всё на новую семью. Алименты маме не платил, поскольку я уже выросла, так что мог лишь иногда радовать меня подарками или деньгами. Но на деньги я всегда смотрела презрительно, словно он пытается купить меня и переплюнуть Виктора, а вот подарки и общение — это всегда было приятно от папы получить.
И сейчас мне нужна была его помощь. Впервые за много лет. Приходилось использовать все средства, чтобы заманить папу сюда.
51
Мой папа, как мне казалось, должен был поладить с Глебом. Хотя бы потому, что крутой тачкой папа не обладал, приехал на маршрутке и вообще был скромным и приветливым со всеми, в отличии от Виктора.
Размышляя о неприязни Глеба к моему отчиму, я пришла к выводу, что они просто прежде встречались. Знаю, что это может показаться двуличным, но вечно оберегающий нашу семью Виктор был не очень-то любезен с теми, кому ничего не должен и к кому не питает светлых чувств.
А вот от папы я не ожидала, что он встретит Глеба именно так. Они поздоровались и обменялись рукопожатием, и при этом папа пристально разглядывал лицо Глеба. Понятно, что разбитая физиономия вызывает интерес и вопросы, но нельзя же прям так пялиться-то!
Когда папа переодевался в рабочее в доме и пил чай с дороги, мы с ним поговорили немного о Глебе.
— Это твой одногруппник? — спросил папа строго и как-то подозрительно.
Да уж, Глеб — не тот, кого пожелаешь для своей дочери. Я через окно поглядела на парня, который сидел на крылечке и играл в телефоне: с виду-то он симпатичный, не ясно, чем папе не угодил, кроме разбитого лица. Хотя, ладно, мне даже приятно стало, что на меня и моего отца обаяние Ивлева не действует. Ведь, может, Глеб меня защищал и потому теперь такой разукрашенный? А папа даже не подумал об этом… Стало как-то обидно за него. По сути, он неплохой ведь человек… Вернее, не настолько плохой, чтобы так сразу, не зная, судить о нём по первому впечатлению.
— Да, мой одногруппник. И я терпеть его не могу. — Напомнила я, чтобы не начать защищать его в глазах папы… — Но так вышло, что ему зачем-то надо пожить здесь, и он хорошо платит за избушку. — Я помолчала и не смогла не добавить с упрёком: — Вы же с мамой мне ни копейки на неё не даёте.
Он кивнул, а потом спросил:
— А Виктор?
Странно. С чего бы это он спросил о Викторе и его вкладе в мою жизнь? И так понятно, что отчим делает очень много, а отец — ужасно мало. И это, в принципе, правильно и логично, ведь теперь мы с мамой — семья Виктора, а у папы тоже есть, на кого тратить время и средства.
Хоть с Виктором мне не приходилось особенно общаться, он действительно считал меня своей семьёй. Не помню, чтобы мы с ним вообще хоть раз разговаривали, кроме эпизода с переоформлением дачи с мамы на меня и того злосчастного раза, когда он подвозил меня в универ.
В этом, наверно, была его мудрость: не пытаться навязаться мне в отцы и быть благодарным за моё молчаливое принятие его, как члена семьи.
— Он выкупил у мамы дачу… для меня. — Напомнила я — Этого достаточно, не считаешь? Значимая трата сама по себе, так что о том, что необходим ремонт, он и не знает.
— Не приезжал сюда? — продолжал интересоваться отец, которому обычно вообще было неинтересно про жизнь теперь уже не его семьи.
— Нет, — пожала плечами я. — Да и зачем ему? Он любит отдыхать на море и чтоб отель не меньше пяти звёзд, — пожаловалась я, хоть на самом деле в этот момент думала не о Викторе, а об Ангеле, который писал мне про то, что что угодно лучше моего леса. Что, если Глеб именно так и думает?
— Ты не спросила, с чего он так расщедрился? — спросил папа, пробуя на вкус необычный чай — он не любил эксперименты с едой, но этот напиток пришёлся ему по душе, и он начал пить.
С чего он так расщедрился! О, будь уверен, папа, не от широты души и не от того, что некуда потратить деньги. В здешних местах дача стоит, как квартира в городе, так что Виктор не купил бы её ни за что на свете, если б каждый день в течении полутора недель не слышал крики, ругань, а то и вообще скандалы. Он всегда говорил, что мама — его единственная любовь и что он костьми ляжет, но в его семье будет царить гармония и мир.
Какой мог быть мир, если мою любимую дачу собрались продавать? Я готова была истерить, плакать и орать, чтобы до мамы, наконец, дошло, что если она не любит загородную жизнь, то не значит, что её не люблю и я.
— Не хотел, чтобы мы с мамой ссорились. — Коротко сформулировала я мотив Виктора. — Он сказал, что это ужасно и некрасиво, когда дочь и мать не могут жить мирно. И раз проблему можно решить деньгами, то этой проблемы и нет вовсе. Сказал так и выкупил.
— А Наташа? — спросил папа снова.
И чего привязался? Уж два года, как дача моя, а расспрашивать подробности только сейчас начал. Вот ведь повезло мне с папой, ничего не скажешь: почти и не интересуется моей жизнью вовремя. Это только под настроение может что-то спросить. Например, про то, как прошёл мой выпускной в школе, он спросил, когда я уже училась на втором курсе, недавно совсем, под Новый год. А сейчас вот решил про дачу разузнать.
— Мама до сих пор пилит его за это, — призналась я. — Но он же как-то уговорил её на сделку — значит, аргументы какие-то были… А, может, мама просто решила, что это выгодно: и дача, считай, не уйдёт, и деньги придут…
Она могла. Не то, чтобы я подозревала родительницу в меркантильности, но такой вариант казался мне возможным. Мама до безумия любила отчима, и, кроме вопроса с дачей, больше проблем не возникало между ними. Но всё-таки женщина она была мудрая и дальновидная, так что могла и решить запастись деньгами, раз подвернулся случай.
Меня тогда вообще мало волновало, кто и как почему решил. Мне едва исполнилось восемнадцать, и потому всякие тонкости и нюансы меня просто не могли заботить. Я была до чёртиков рада, что ситуация с дачей, наконец, разрешится, и хотелось скорее оформить все документы, так что я даже не обсуждала больше с мамой этот вопрос, а то ведь она могла и передумать.
А потом, когда все юридические вопросы были улажены, в моей душе расцвело такое спокойствие и любовь к моей семье, что я даже не стала ничего у мамы расспрашивать. Она хотела вычеркнуть дачу из своей жизни — я не стану мешать! Больше я об Осётрино с ней не говорила.
Папа тепло посмотрел на меня и сказал задумчиво:
— Какая же ты наивная, Неля!
— Я? — переспросила от удивления.
— Ну конечно! Мать хотела продать, отчим выкупил — не странно ли это, по-твоему? — он внимательно смотрел на меня.
— Странно. — Сказала я и не растерялась: — Поэтому сейчас ты мне всё расскажешь, иначе я обижусь! И почему вы с мамой дачу не любите, что одна продать её мечтала, а ты и носа сюда казать не желаешь! И почему Виктор мне её купил!
