Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)
«А говорила ли я «люблю»? Не помню… А он? Да… утром… под душем. Нет, раньше еще — ночью, когда был грозой…»
У Анны поплыло в голове, губы растянулись в улыбке, а на глаза навернулись горькие слезы.
Говорила же, лучше не расслабляться…
Раздался звонок в прихожей. Кто это в такое время? Для Ленки рано, и она с ключами… А к Анне уже давно никто без предупреждения не ходит.
Она подошла к двери и прислушалась. Глазка не было, поскольку в этом доме подглядывание за кем бы то ни было и с какой бы то ни было целью считалось неприличным и оскорбляло недоверием человека, позвонившего в дверь и еще ничем это недоверие не заслужившего. Впрочем, подслушивание — это то же подглядывание! И Анна решительно повернула защелку, даже не спросив, кто там.
В дверях стоял Лев. Глаза улыбались, а губы были просто склеены.
Анна отошла в сторону, впуская его.
Он вошел, держа левую руку за спиной. Над правым плечом медленно вырастали три огромных голубых колокольчика.
Ей неодолимо захотелось повиснуть на Льве и забыть всю эту чушь с телефонными недомолвками, прижаться к нему всем телом и ни о чем не думать. Целовать его губы, теребить его жесткие кудри, вдыхать его запах…
Она потянулась за цветком и взяла в руку шершавый стебель.
Лев крепко сжал ее в объятиях.
— Можно украсть тебя на ночь? — Он шептал ей в ухо, целуя и покусывая его. — Я верну тебя, когда захочешь… Анна… Анна… Я не смогу больше ни одной ночи провести без тебя… Я умру с тоски, не дожив до утра… Я люблю тебя… Анна…
Анна, переодетая в узкие джинсы и тонкий шелковый пуловер, дрожащей от волнения рукой писала на комоде в прихожей записку: «Ленок, прости, не волнуйся, я в надежных руках. На всякий случай телефон… Вернусь утром. Целую = Я».
Она протянула Льву фломастер.
Лев положил на место предназначавшийся Ленкиному потенциальному жениху оранжевый пакет, который вертел в руках, и вписал свой номер. Анна приклеила записку к зеркалу.
* * *— Вот моя берлога, — сказал Лев, пропуская Анну в дверь.
— Мило, — сказала Анна оглядевшись.
Двухкомнатная хрущеба выглядела весьма необычно: все перегородки снесены, а единое пространство разделено невидимыми, но четкими границами: там кухня, точнее, место для приготовления пищи со всеми необходимыми атрибутами, там — спальное место с низкой лежанкой и стеллажом, уставленным книгами, а это, похоже, рабочий кабинет со столом, компьютером на нем и полками, забитыми всякой технической всячиной.
В центре стоял низкий квадратный стол со стеклянной столешницей. Под ней лежали газеты, журналы и множество интересных вещиц: немыслимые ракушки, огромный жук скарабей, яркая модель дельтаплана…
На стекле в прозрачной глубокой миске плавали головки чайных роз в обрамлении листьев.
— А вы эстет, Лев, — сказала Анна.
— Приятно слышать это из ваших уст. Легкий ужин?
— Только если очень легкий.
Лев усадил Анну в низкое удобное кресло, поставил два бокала, тарелку с сыром и оливками и бутылку французского красного вина, включил замысловатый светильник над столом и сел напротив.
Через несколько секунд комната наполнилась едва слышным мелодичным перезвоном — это под действием тепла в светильнике пришли в движение какие-то штуковины, которые ударяли по тоненьким трубочкам разной длины.
Они сидели молча, попивая прохладное вино. В воздухе висело нечто, напоминающее последний телефонный разговор. Анна хотела спросить Льва, что же произошло, но не знала, как сформулировать свои смутные догадки и необоснованные сомнения.
— Ты что-то хочешь мне сказать? — Лев опередил ее.
— А ты меня чувствуешь… Только я не знаю как…
— Тогда можно я? — Он отпил из бокала. — Чтобы между нами было все ясно, я должен сказать тебе три вещи.
— Целых три!
— Да… и одна важнее другой.
— Я вся внимание.
— Подожди, так сразу… я волнуюсь. — Голос выдавал Льва больше, чем само признание. Он разглядывал бокал на просвет, потом допил, поставил его и заговорил: — Первое. О себе. Я был женат, у меня есть дочь, ей восемнадцать, она живет со своей матерью в Канаде… Историю рассказывать?
— Пожалуйста, рассказывай все, что сочтешь нужным.
— Тогда коротко. Лет десять назад у жены обнаружились родственники… там. Стали звать к себе. Она хотела эмигрировать. У меня желания не было. Пару лет мы препирались на эту тему и решили, что она съездит на разведку, а там посмотрим. Они с дочкой уехали и не вернулись. Она развелась со мной «по переписке» и вышла замуж. Я любил ее… Тосковал страшно по ней, по дочке. Года три ждал, надеялся… Потом прошло. — Он поднял взгляд. — Это первое. Теперь — третье, и самое главное.
Лев встал, подошел к Анне и присел на корточки рядом с ее креслом. Взял в руки ее ладони и сказал, глядя в них, как в книгу:
— Я люблю тебя. Я никому никогда этого не говорил, кроме… кроме той, которую любил. Поверь… — Он вскинул на Анну глаза, готовый объяснять и доказывать серьезность своего заявления, если она в нем усомнится.
Но Анна не сомневалась.
— Я не умею жить двойной жизнью… Я не умею играть с чувствами… Одним словом, я предлагаю тебе стать моей женой.
— Я согласна, — тихо сказала она. — Я согласна быть твоей женой.
Лев положил лицо в ее ладони и долго молчал. Потом посмотрел на Анну. Его глаза были похожи на две горячие влажные виноградины.
— Ты не передумаешь до завтра?
— Можешь считать, что это произошло еще вчера.
Лев кружил Анну, крепко прижав к себе.
Когда оба успокоились, Анна спросила:
— А номер два?
— Теперь это не имеет значения… но я скажу, раз обещал. Только не сегодня, ладно?
— Ладно.
* * *Утром он отвез Анну домой.
— Я позвоню, — сказал он и поцеловал ее.
Анна заглянула в Ленкину комнату. Та спала сном младенца.
Анна тоже решила поспать — в глазах были разноцветные круги от бессонной ночи.
Она плюхнулась на постель и сладко потянулась.
Лежащая на полу трубка тихо заверещала.
Это был Лев:
— А теперь — номер два. Ты готова?
— Готова.
— Пойди в прихожую.
Анна встала и отправилась в недоумении туда, куда было велено.
— Я на месте, — сказала она.
— Теперь — внимание. Под зеркалом лежит пакет, распечатай его. А я тебя целую. До связи. — И он отключился.
Анна надорвала пакет. В нем была папка. На папке надпись «Домбровский Лев Сергеевич» и номер телефона. Тот же, что висел на зеркале.
Из папки выскользнуло несколько чистых листов бумаги. Они рассыпались по темному блестящему паркету и были похожи на льдины, уносимые весенним паводком.