Анна Яфор - В тени Золушки
Как часто все видится в искаженном свете, особенно для обиженного сердца. Ждала его звонка, изнывая от тоски, вместо того, чтобы переступить через свои принципы и выяснить то, что тревожит. Теперь собственные переживания по поводу молчания Антона все предыдущие дни казались смешными. Даже больше: Женя злилась на саму себя, что не приехала раньше. Что она теряла? Достоинство, которое оказалось бы ущемленным в очередной раз, если бы мужчина не обрадовался ей? Осознание, что из-за этого самого «достоинства» упустила время, когда ему было сложнее всего и пришлось переживать такое в одиночестве, наполнило горечью и опять туманило глаза, еще не просохшие от предыдущих слез.
А его шепот у висков ласково щекотал кожу: «Женечка, со мной все хорошо. Не могло быть по-другому, если я тебе нужен…»
Еще как нужен! И ей, и этому мальчику, который сейчас крутился под ногами, старательно пытаясь помочь в приготовлении ужина. Как всегда. Жене иногда казалось, что даже дочка не могла быть более усердной, чем ее дорогой человечек, изо всех своих крохотных сил стремящийся порадовать маму.
– А кто к нам придет в гости?
Она застыла, отгоняя собственные невеселые мысли и обернулась к сыну. Его вопрос требовал ответа. Честного, мудрого и уместного именно теперь, и Женя хорошо понимала, что ошибиться сейчас крайне опасно для всех них. Особенно для Мишки. Меньше всего на свете хотелось причинить ему боль.
– Ма-а-ма…
Увидела, как взволнованно вздохнула Света, замечая настойчивость ребенка.
– Миша, к твоей маме придет знакомый… Поздравить с днем рожденья…
Знакомый? Вдруг показалось, будто в висках что-то взорвалось, и от накатившей боли потемнело в глазах. Ошибки Антона были серьезными, но она отплатила сполна. Продолжать было бы жестоко, в первую очередь по отношению к этому мальчику, который недоуменно хлопал глазенками, глядя на ее побледневшее лицо.
Женя присела на корточки, притягивая его к себе.
– Мишань, к нам придет твой папа.
Подруга сдвинула брови, явно не одобряя такой спешки, но даже одна только мысль о том, чтобы представить Антона сыну как-то иначе была невыносимой. Неправильной. И почему-то не возникало ни малейшего сомнения в том, что малыш все поймет правильно. Ему сейчас не понадобятся сложные объяснения, в которых запутались взрослые, он не потребует отчета о том, где был его отец все эти годы. Просто примет то, что скажет ему самый дорогой человек, как аксиому. А других аксиом для такого разговора Женя не представляла.
Мишка склонил голову к плечу и задумался. Знакомый жест: именно так он обычно принимал решения, важные для своего возраста. С таким же выражением лица разговаривал по телефону с дедушкой, по которому безмерно соскучился, выбирал игрушку для самой лучшей девочки в группе, с той же серьезностью пытался выдуть соринку из маминого глаза, когда та плакала.
– Он будет твоим подарком на день рожденья? Или моим?
Ей пришлось резко выдохнуть и прикусить губу, чтобы сдержать слезы.
– Нашим, Миш. Ты хочешь такой подарок?
Малыш кивнул гораздо быстрее, чем она успела перевести дыхание.
– Хочу. Только насовсем. Я его потом не отдам.
И снова не оказалось сил сделать вздох: он говорил абсолютно искренне, и, всматриваясь в родные глаза, Женя вдруг поняла, что в немного нелепом заявлении мальчика воплотилось то, что ей самой не удалось выразить словами.
– Договорились, милый. Мы его вместе никому не отдадим.
– А можно я одену новую рубашку? Парадно-выходную? Чтобы ему понравилось?
Она все-таки заплакала, пугая сына судорожными всхлипами и отчаянными попытками сдержать эмоции.
– Мамочка? – его губы тоже дрогнули и носик смешно сморщился, только Женя даже не улыбнулась. – Ты из-за рубашки плачешь? Так я ее не запачкаю, честно-честно…
Света резко склонилась к нему, разворачивая к выходу из кухни.
– Мишутка, мама из-за лука плачет. Резала его – и в глазах защипало. Ты беги, переодевайся. Одевай свою новую рубашку, мама не против.
Он вопросительно глянул на Женю.
– Правда? Можно?
Та опять всхлипнула, кивая.
– Можно, милый. И не волнуйся: у меня и правда слезы из-за лука. Сейчас умоюсь – и все пройдет.
Мишка обрадовано умчался в комнату, а Светлана тут же накинулась на подругу.
– Немедленно прекрати рыдать!
И хотела бы успокоиться, но никак не могла это сделать.
– Ты понимаешь, что я натворила?! Мой ребенок беспокоится о том, что ему надеть, чтобы понравиться собственному отцу.
Света пожала плечами.
– Не вижу ничего ужасного. Однажды он озаботится, что надеть, чтобы впечатлить девушку, ты тоже будешь плакать?
– ЧТО??? Свет, с ума сошла? Ему пять лет!
Та хмыкнула, словно в ее заявлении не прозвучало ничего удивительного.
– Женя, я помню, как вас выписывали из роддома, когда ему исполнилось пять дней. И как ты рассказывала мне о самом лучшем мужчине, с которым познакомилась в ресторане … уже почти два раза по пять лет назад. Так что, не успеешь оглянуться…
Она была в общем-то права, но думать о таких отдаленных вещах все равно сейчас казалось неуместным. А вот в очередной раз переваривать собственные ошибки… Но Светлана, словно угадывая ее мысли, добавила:
– И что толку, что ты будешь бесконечно казнить себя за то, что уже невозможно исправить? Вам этого времени не вернуть, так проживите то, что отмеряно, иначе! Даже твой сын ведет себя умнее. Вон: побежал переодеваться. А тебе не помешало бы что-нибудь снять.
– Све-е-ета! – почти обессилено выдохнула Женя. – Ну что ты говоришь такое! Он болен!
– Угу, – подруга скептически пожала губы. – И мужчиной быть перестал… Наивная ты, Женька, как будто тебе шестнадцать лет, а не тридцать почти. Ну, ничего, надеюсь, он быстро прояснит, как его лучше лечить.
Увидев возмущенный Женин взгляд, с притворно-виноватым выражением лица вытянула вперед руки:
– Все, сдаюсь! Разбирайтесь сами. А Мишку, если что, присылай ко мне ночевать, – и тут же, смеясь, пригнулась, уворачиваясь от летящего в нее полотенца.
* * *Он приехал значительно позже назначенного времени. Несмотря на уверения Жени о том, что не нужно никаких подарков, не смог с ней согласиться. Нет, это не было стремлением откупиться или компенсировать дорогой игрушкой потерянные годы. Но прийти с пустыми руками на первую встречу с собственным сыном казалось немыслимым.
Ему ни разу не приходилось покупать игрушки. Как-то сложилось, что в его окружении не было людей с маленькими детьми, и представить, что может нравиться пятилетнему мальчику, не получалось. Себя в этом возрасте он не помнил, а советам продавцов доверял не слишком. Оттого и стоял, вперившись глазами в полки детского магазина и пытаясь понять, какое же решение окажется правильным.
