Рода Лермэн - Зов сердца
— Надо поговорить.
— Опять, что ли? Мне больше нечего сказать. Полная решимости и гнева изза того, что, вероятнее всего, оказалась абсолютной дурой, Дана грохнула стулом об пол и села.
— Зато мне есть что сказать. Я хочу, чтобы ты еще раз обрисовал того человека, который продал тебе видеомагнитофон.
Сэмми тяжело вздохнул и уставился в потолок. Прядь мягких волос упала на глаза. Дана едва удержалась, чтобы заботливой рукой не убрать их с лица брата. Она все еще пыталась воспринимать его как подростка, но Сэмми всякий раз раздражался, если сестра совала свой нос в то, как он одевается или причесывается. Она едва не испустила дух, когда братец подстриг половину головы ежиком, а на другой оставил длинные волосы, но прикусила язык, объяснив себе, что это он делает для самовыражения. По крайней мере, полдюжины ребят по соседству носили именно такую ужасную прическу.
— Черт побери, Сэмми! Я требую, чтобы ты мне рассказал!
— Да просто парень.
— Сколько лет? Какого роста? Как зовут?
— Да я думаю, ты уж теперь все знаешь. Ты разве не нашла его и не отволокла в полицию?
— Нет, — честно ответила Дана.
В глазах Сэмми читалось явное облегчение. У него душа ушла в пятки, когда она пулей вылетела из квартиры. Он боялся наказания, но был уже достаточно мудр, чтобы понять — остановить сестру он все равно не сможет.
— Сэмми, этот человек должен сесть в тюрьму. То, что он сделал, и то, что ты сделал, — это очень плохо.
— Ну и посади меня, — сказал он с такой самоуверенной бравадой, что ей захотелось взять его за шиворот и как следует встряхнуть. Но Сэмми знал, что она ничего с ним не сделает. Знал, что он у сестры — слабое место.
Семь лет назад Дана взвалила на себя весь груз ответственности за Сэмми. Ему было девять, а ей едва исполнилось шестнадцать, когда их дерьмовый отец исчез в последний раз. А через два месяца умерла мать — от разрыва сердца, как поняла Дана. Ее тогда больше заботило, как выжить, а не точный медицинский диагноз, который все равно никому бы не помог.
Потребовалось немало изворотливости, чтобы оградить себя и Сэмми от социальных работников и законодательной системы. Она надула одну из подруг матери и уговорила ее стать опекуншей, когда появилась такая необходимость. Дана даже сумела состряпать документы, весьма правдивые на вид, чтобы все выглядело законно. А поскольку Рози ненавидела представителей власти и всегда хотела быть актрисой, ей ничего не стоило изобразить ответственную персону в доме Робертсов. Перегруженные делами социальные работники легко купились на ее игру.
Все вышло как надо. Дана очень много работала, бралась за все что угодно — от официантки до газонокосилыцика. Сэмми помогал ей после уроков, а она даже умудрялась учиться по вечерам и сдать экзамены за среднюю школу. Сейчас Сэмми оставалось только два года до окончания школы. В общем, дела у детей Робертсов шли пока хорошо.
И только в последний год Сэмми стал бастовать, требуя больше, чем она могла ему дать, больше, чем он мог заработать. Он хороший мальчик, но подолгу оставался без присмотра. И потом — не могла она так уж осуждать ap`r` за желание иметь то, что есть у друзей. Но все это не означало, что Дана готова простить ему последний поступок.
— Как выглядит этот человек? — упорствовала Дана.
Не будучи уверенной до конца, что тот, на кого она напала в «Вашингтон Таверн», невиновен, она хотела убедиться в этом. Как она и сказала ему, ее не убедили ни одежда, ни манера говорить, ни чек, которым он махал у нее перед носом. Разве что его рафинированный дед слегка поколебал уверенность. Она подумала, что, возможно, вся семья хорошо зарабатывает и ведет роскошную жизнь.
И в то же время она никак не ожидала, что у вора могут быть глаза, способные растопить лед — нежные серо-голубые глаза, в которых светилось сочувствие, несмотря на то, что их обладатель схлопотал очень крепкий удар слева в челюсть. Дана не считала, что ей следует извиниться перед этим человеком. Меньше всего на свете ей хотелось снова увидеться с ним. Но он заставил ее нервничать так, как ни один мужчина до сих пор. Не значит ли это, что даже такая опытная женщина, какой она себя считала, не способна совладать с собой?
— Да я и не обратил особого внимания, — уклонился от ответа Сэмми.
— А как же ты собирался снова с ним встретиться? Или он должен найти тебя? — она не могла сдержать сарказма в голосе.
Сэмми заерзал.
— Ага. Нет. Да не знаю. Слушай, сестра, отстань.
Дана вздохнула. Все это ни к чему не привело.
— Он высокий? Примерно шесть дюймов с хвостиком?
Сэмми пожал плечами.
Она подумала о человеке с взлохмаченными золотистыми волосами, но намеренно спросила:
— Темноволосый?
— Ага.
Дана внимательно вглядывалась в бледное лицо Сэмми, но ни за что в жизни не смогла бы определить, где он врал, а где говорил правду.
Да и какая разница? Она же не собиралась посадить того парня, тем более что совсем не была уверена, что это он. Надо кончать. Она ладонями приподняла подбородок Сэмми и силой заставила брата посмотреть ей в глаза.
— Если хоть одна вещь появится в этом доме без чека из нормального магазина, я сама отведу тебя в полицию, и пусть они делают с тобой, что хотят. Дошло?
Не похоже, чтобы Сэмми испугался, но он пробормотал какое-то обещание. Дана кивнула.
— О'кей. К концу недели мне надо будет показать эскизы в рекламном агентстве, если я всерьез хочу туда попасть.
Дана вынула из кошелька двадцать долларов, не желая при этом, чтобы Сэмми решил, будто она награждает его за вранье. Но ей действительно хотелось покоя и тишины.
— Почему бы тебе не позвать кого-нибудь из приятелей и не пойти в кино? А на обратном пути забеги в магазин и купи что-нибудь на обед. Может, спагетти? А я сделаю соус.
В первый раз с тех пор, как они начали сражение из-за видеомагнитофона, лицо Сэмми посветлело. Он обхватил ее длинными тощими руками.
— Ты у меня что надо. Дана вздохнула.
— Ты сам что надо. Не забудь лук, зеленый перец, и чтобы был дома в половине седьмого.
— Ладно.
Едва он ушел, Дана отбросила все свои сомнения и тревоги. Единственный способ выдержать Сэмми, как и любого подростка, — это принимать все так, как есть. Не может же она впадать в панику из-за каждой педагогической неудачи. Если так, ей следует признать, что она не права, пытаясь самостоятельно воспитывать брата. Но как бы плохо ни обстояли дела, она не хотела согласиться, что для них было бы лучше жить в разных приютах.
Вздохнув, Дана вынула свои рисовальные принадлежности и установила доску перед окном гостиной. В этой мрачной квартире ужасное освещение, но, по крайней мере, есть хоть какой-то обзор перед глазами. Лучше, чем в типографской клетушке, где вообще ничего не видно. Там она читает корректуру, а если везет, то делает на заказ рекламы-дешевки для химчистки, что в конце квартала, или для книжного магазина двумя улицами дальше.
