Элизабет Эштон - Розовая мечта
Она подумала не совсем об этом, но и это было справедливо.
— Роскошь по-настоящему оценивается в бедности, — произнесла она и тут же пожалела об этом. Не стоило подчеркивать свое положение — но, странно, лицо его смягчилось. Кажется, впервые за все время обеда она полностью овладела его вниманием до сих пор он, казалось, лишь присутствовал рядом.
— Милая моя, — начал он мягко, — я бы многое отдал, чтобы побывать на вашем месте. Имея все, часто ощущаешь жизнь бесцельной и страшно скучной.
— Уверена, мне так никогда бы не показалось, — воскликнула она, — и потом, будучи богатым можно так много делать для других.
— Давать, к примеру, обеды Золушкам? — Теперь он уже посмеивался над ней.
— Я очень благодарна, — притихла она.
— Благодарным должен быть я, поскольку, как это ни странно, нахожу ваше общество весьма приятным. И потом, я вам обязан за все-то время, что вы на меня потратили.
— Говорю вам, мне это доставило удовольствие.
— Удивительно. Я, например, ненавижу ходить к своему портному. Альтея тоже будет вам признательна.
— Вашу сестру так зовут? — спросила она быстро. — Она выходит замуж, и вы поэтому покупаете ей столько нарядов?
— Замуж? Вовсе нет. Она еще слишком молода для брачных уз, накладывающих определенную ответственность, — так мне во всяком случае, говорили, сам я этого пока не испытал. В конечном итоге придется мне конечно, пошевелиться и подыскать ей подходящего мужа.
Это безапелляционное утверждение шокировало Чармиэн, хотя она знала, что во многих средиземноморских странах браки по расчету все еще обычное дело.
— И у бедной девушки нет выбора? — возмутилась она.
— Естественно, я не стану принуждать ее к союзу, который придется ей не по вкусу, — отвечал он спокойно. — Но женщинам в браке требуется прежде всего надежность, и с этой точки зрения ни один из ее нынешних приятелей на роль мужа не годится.
— Поп-певцы? — спросила она, припоминая свои подростковые увлечения.
— Это все пустяки, отрезал он, — певцы обычно вообще вне досягаемости. — Он примолк, а Чармиэн испытала некоторую жалость к незнакомой девушке, у которой такой деспотичный брат.
— Но, предположим, она действительно влюбится, — сделала она новую попытку.
— Любовь и брак — совершенно разные вещи, — усмехнулся он цинично, — лишь очень юные создания стремятся их объединить, зачастую с катастрофическими последствиями.
Не познав еще настоящей любви, она не могла ему противоречить, хотя и чувствовала, что он не прав.
Он посматривал на нее с добродушной насмешкой.
— Ну а вы-то сами, крошка, тоже настолько молоды, что верите в любовь с большой буквы?
— Ну… я многого не испытала, но всегда думала, что это единственное основание для брака.
— Романтическое пустословие! — презрительно отмахнулся он.
Так вы ее опекун? — спросила она, испытывая симпатию к Альтее.
— Наш отец умер, и я теперь глава семьи, — объявил он гордо; видно было, что он воспринимает свое положение серьезно, — однако мы далеко ушли от темы, мне не хочется, чтобы сестра приезжала в Париж, по одной важной причине, и в утешение ей я накупил платьев, которые вы столь любезно выбрали.
«Что же это за важная причина? — подумалось ей. — Бойфренд, что ли, у нее здесь и потому ее следует удерживать подальше? Кто-то, по мнению Алекса, неподходящий?» Ободренная искристым мозельским вином, которое они потягивали, она вдруг спросила, француз ли он, и он ей ответил отрицательно.
— Так кто же вы? — настаивала она, но, кажется, он ее не слышал. С удивлением она увидела, что выражение его лица совершенно изменилось, глаза стали холодными, и он уставился на кого-то, неприятно улыбаясь. Чармиэн повернула голову, чтобы взглянуть на объект его внимания. В ресторан вошла женщина, и если Алекс был неотразимым мужчиной, то незнакомка была прекраснейшей из женщин. Плечи, руки и шея были словно из белого мрамора, она была в черном шелковом платье с глубоким декольте и боковым вырезом, открывавшим при ходьбе красивые ноги. Правильные черты лица, роскошные льняные волосы, уложенные в сложную прическу. Огромные голубые глаза, чуть тронутые косметикой. На шее и в ушах сверкали драгоценности, а завершали туалет черные перчатки по локоть, придавая ей несколько строгий вид.
Двигалась она с величавым достоинством, напоминая скандинавских богинь (позднее выяснилось, что в действительности она шведка). Пожилой человек нес следом за нею прозрачную пелерину.
— А вот и веселая вдова, — сухо произнес Алекс, — разоделась в пух и прах; однако ей следует дать маленький урок. Никто не может оскорбить меня безнаказанно.
Чармиэн бросила на него испуганный взгляд — в этот момент он был похож на приготовившуюся к прыжку черную пантеру с золотыми глазами. Ничего не подозревающая красотка шествовала как королева между столиками; все глаза уставились на нее. Игнорируя приглашение метрдотеля, она направилась к Алексу. Тот поднялся при ее приближении; они были почти одного роста.
— Привет, Алекс, — мягко поздоровалась она.
— Добрый вечер, Хельга, — холодно ответил он. — Вот неожиданность!
В ее голубых глазах сквозило недоумение. Голос был низкий, с хрипотцой. У нее был явный, но приятный акцент.
— Но, я полагала, мы условились… — начала она.
— Ты, верно, меня не так поняла.
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается. — Она обернулась к сопровождавшему ее: — Мы останемся тут.
— Боюсь, это невозможно, дорогая. За этим столиком нет больше мест. — Алекс продолжал глядеть на Хельгу с какой-то волчьей усмешкой.
— Ерунда, — раздраженно возразила она.
— Нет, не ерунда, моя милая я здесь ужинаю с подружкой и я уверен, ты бы не хотела помешать нашему рандеву.
Хельга перевела холодный взгляд прозрачно-голубых глаз на Чармиэн, которую до сих пор игнорировала.
— Эта! — воскликнула она презрительно.
— Да, это — моя новая приятельница. Прелестна, не правда ли?
Чармиэн готова была провалиться сквозь землю. По каким-то своим причинам Алекс воспользовался ею, чтобы уязвить эту сказочную женщину, которая ожидала совсем другого приема. Можно себе представить, что она подумала про Чармиэн. Девушка чуть привстала, ей захотелось исчезнуть, но рука Алекса легла ей на плечо и пригвоздила ее к месту.
— Ее зовут Чармиэн, — продолжил он вкрадчиво, — достойное имя для симпатичной и обязательной (последнее слово он особо подчеркнул) юной леди. Чармиэн, это мадам Хельга Петерсен, а позади — ее тень, полковник Винсент.
— Если вы намереваетесь оскорбить меня… — взъярился упомянутый джентльмен.
