Тони Парсонс - Муж и жена
Ричард неплохой парень. Я должен признать это. Да и моя бывшая жена не стала бы выходить замуж за мужчину, в котором проявляются хоть отдаленные качества детоненавистника. Я прекрасно понимал — даже в самые безрадостные моменты своей жизни, — что на свете есть гораздо худшие отчимы, чем Ричард. Правда, теперь это слово почти не употребляют. Слишком уж отрицательные эмоции оно стало вызывать.
Мы с Пэтом привыкли называть Ричарда партнером, будто бы он принимает участие в деловом, совместном с матерью моего сына предприятии или, возможно, в карточной игре вроде бриджа. Но что меня действительно сводит с ума в Ричарде — кстати, по той же причине я иногда повышаю голос на свою бывшую жену, когда говорю с ней по телефону (хотя этого я предпочел бы избегать), — так это то, что Ричард, похоже, совсем не понимает одного очевидного факта. Он не сознает того, что мой сын — единственный на миллион других детей. На десять миллионов, на миллиард, если хотите.
Ричард считает, что Пэту необходимо совершенствовать себя. А моему сыну этого не требуется, он и без того единственный и неповторимый…
Ричард хочет, чтобы мой сын полюбил Гарри Поттера, деревянные игрушки и тофу А может, я что-то путаю, и это не тофу вовсе, а чечевица? Но моему сыну нравятся «Звездные войны», светящиеся пластмассовые мечи и пицца. Мой сын упрямо пытается отыскать причину бессмысленной агрессии и является приверженцем углеводного питания. Правда, при этом еще очень любит сыр.
Поначалу Ричард вроде бы с удовольствием подыгрывал Пэту во всем. Но это было давно, еще в те дни, когда он только обхаживал Джину с надеждой проникнуть к ней в койку. Еще до того, как он женился на моей бывшей супруге и получил постоянную «прописку» в ее постели, он тоже неплохо играл роль Хана Соло в паре с моим сыном, изображавшим из себя Люка Скайуокера. Тогда он просто обожал играть с моим сыном. Или же, по крайней мере, искусно притворялся в том, что эти забавы ему по душе.
А мой сын совершенно искренне проникнется симпатией даже к Саддаму Хусейну, если тот сможет хотя бы на пять минут прикинуться Ханом Соло.
Теперь же Ричард уже больше не старается понравиться моему сыну или же делает это совсем по-другому. Он больше не хочет стать другом Пэту, скорее он старается превратиться в его родителя, чтобы иметь влияние на сына и изменить его.
Как будто желание совершенствовать кого-то может заменить любовь.
* * *Сначала ты даешь супруге всякие обещания, а потом обращаешься к юристам, чтобы доказать, что все эти обещания уже ничего не значат. Джина стала теперь частью моего прошлого. Но с детьми развестись нельзя. И у вас ни за что не получится отречься от тех обещаний, которые вы давали детям.
Вот именно поэтому я и решился показать Пэту Париж.
Я пытался сдержатьсвои невысказанные обещания перед сыном. Чтобы до сих пор быть для него значимым и авторитетным человеком. Всегда и во всем. Я старался убедить его, а может, и себя, что ничего очень серьезного не изменилось в наших с ним отношениях. Потому что мне очень не хватает моего мальчика.
Когда его нет со мной, я особенно отчетливо понимаю, насколько люблю его. Люблю так сильно, что испытываю от этого почти ощутимую боль, опасаясь, как бы с ним не случилось чего плохого. Я боюсь, что он забудет меня, если я исчезну из его жизни, и тогда моя любовь и моя тоска по нему ничего не будут значить.
Меня охватывает ужас при мысли о том, что в одно из моих очередных и заранее оговоренных посещений он вдруг с трудом узнает меня. Смешно? Может быть. Но большую часть недели мы проводим врозь. Впрочем, так же, как и выходные, даже если принимать во внимание определенные дни, официально выделенные для наших встреч. У меня нет возможности уложить его спать, почитать ему книжку, вытереть слезы, когда он плачет, рассеять его страхи и опасения, если вдруг что-то начнет его тревожить. Одним словом, просто быть тем, кто приходит к нему домой каждый вечер. Так, как в свое время приходил ко мне мой отец.
Разве можно в наше время быть правильным, заслуживающим уважение отцом своему ребенку, когда тебя при этом никогда не бывает дома?
Уже почти два года, после того как он стал жить со своей матерью, я потихоньку превращаюсь из обычного отца в некую далекую и почти условную фигуру. Я не могу назвать себя настоящим, правильным отцом. В лучшем случае я представляю собой «воскресного» папу. Что-то вроде поддельного папы, вроде Ричарда. Но я совсем не хотел становиться таким. Мне всегда хотелось, чтобы мой сын оставался частью моей жизни.
Моей новой жизни.
* * *Мы с Сид женаты чуть больше года.
Это был удивительный год. Самый лучший год моей жизни. Она стала моим близким другом и не перестала быть любовницей. Мы находимся в той поре, кегда уже хорошо знаешь друг друга и все еще испытываешь искренний интерес. Когда все становится лучше и лучше и ничто не наскучивает. Мы псреживаем тот счастливый период, когда создание домашнего очага перемежается с сумасшедшими занятиями любовью, а будничный поход в магазин заканчивается безудержным диким сексом, граничащим со спортом. С этим, пожалуй, ничто не сравнится!
Сид — самый замечательный человек, который когда-либо мне встречался. И к тому же она буквально сводит меня с ума. Только ради нее я не перестаю посещать тренажерный зал, так мне хочется ей нравиться. Все мои приседания и отжимания посвящены ей одной. И я надеюсь, что так будет всегда. Правда, обжегшись один раз, никогда не можешь быть уверенным в том, что ждет тебя впереди, особенно после того, как сумеешь испытать на себе, что означает пройти бесконечные судебные разбирательства, связанные с разводом. Наверное, в этом есть и кое-что положительное. Во всяком случае, после всего пройденного уже не будешь относиться к любимому человеку, как к части домашней обстановки.
С моим сыном все по-другому. Я планирую прожить с Сид до глубоких седин. Хотя ведь никогда не знаешь, что с тобой будет. На своем опыте я убедился, что супруги приходят и уходят, а быть родителем не перестаешь никогда. Как там говорится? Пока смерть не разлучит нас.
* * *В Париже мы планировали успеть сделать кучу дел.
Пэт хотел подняться на Эйфелеву башню, но очередь была жутко длинной, и мы решили отложить свою экскурсию на следующий раз. Я думал повести его в Лувр, но потом решил, что ом слишком для этого мал, а музей, наоборот, очень большой.
Поэтому мы сначала проехали на речном трамвайчике вниз по Сене, а потом перекусили хрустящими бутербродами в маленьком кафе.
— Французский сыр на поджаренном хлебе, — сказал Пэт с набитым ртом, — вот что может быть по-настоящему вкусно!
