Виктория Платова - Bye-bye, baby!..
– Ты не в лучшей форме. Придется переходить на трехскоростной вибратор. – Еще никогда я не любила Влада так сильно.
– Прости… Что-то со мной не то в последнее время…
– Да.
– Был тяжелый год. Мы оба устали… дорогая.
– Ничего.
Вот я и перестала сопротивляться, вот я и успокоилась под могильной плитой своей бывшей и единственной любви.
– Ничего, милый… Скоро Рождество, можно будет поехать куда-нибудь, отвлечься от всего…
– Видишь ли… – Влад замялся, засопел и принялся судорожно натягивать на себя рубаху, как будто его обнаженное тело стыдилось моего, такого же обнаженного. – Видишь ли… Я должен съездить домой.
– Я думала, что твой дом здесь, – помертвевшим голосом произнесла я.
– Да, но… Домой – значит к родным, на историческую, так сказать, родину. Я три года там не был.
Я ничего не знала о прошлой жизни Влада, а он никогда ничего не рассказывал. Я даже не была уверена, есть ли у него родители; к тому же представить, что этот юный полубог появился на свет обычным путем, было несколько затруднительно. Куда естественнее предположить, что он возник из головы змеи, из полуразрушенного термитника, из раковины, из матадорского плаща.
– Забывать родных – последнее дело. Поезжай, милый. И кстати, хочешь, я поеду с тобой?..
Я сказала это скорее просто так, чем преследуя какую-то цель, но лицо Влада исказилось, застыло, а по виску поползла предательская капля пота. Я любила и каплю, в ней – крошечной, дрожащей – был сосредоточен весь мой мир, вся моя жизнь зависела от нее.
– Не думаю, что это хорошая идея. – Он осторожно стряхнул каплю, и весь мой мир тоже рухнул в пропасть. Следом за ней.
Отчего же? Ты меня стыдишься? Я – твоя постыдная тайна? Ездить с сорокалетней бабой в Амстердам и Лиссабон – можно, а на историческую родину нельзя? Что там растет? Крыжовник?
– Ну при чем здесь крыжовник? При чем здесь сорок лет? Ты и не выглядишь на сорок…
– Прелестный комплимент.
– Давай не будем ссориться, дорогая.
– Я не ссорюсь. Я в бешенстве, – вполне искренне сказала я.
– Не стоит так нервничать. Я и уеду ненадолго, дней на десять максимум. Там проблемы, – туманно намекнул Влад. – И вообще… Мне нужно подумать. Побыть одному некоторое время… Разобраться в себе…
Пока же он разобрался только со мной. Жестко и жестоко, как раз в стиле юных длинноруких полубогов, единственная страсть которых – уличный баскетбол. Кроме того, из своего полуразрушенного термитника Влад выполз не один, у него были хитиновые спутники, и теперь, бессонными ночами, они пожирали мою плоть, роились в голове, да и поездка Влада на историческую родину… Она оказалась фикцией.
Я узнала об этом случайно, пару дней спустя, когда в редакционном коридоре меня остановил Тимур, занимающий в журнале инфернальную должность эксперта по музыкальным стилям. «Влад забыл у меня в кабинете папку» (легкое поигрывание желваками на скулах), «не думаю, что это безотлагательно» (легкое пощипывание подбородка), «вы не могли бы передать ему, босс?» (легкая улыбка). Легкая улыбка означала только одно: «Все мы знаем, что вы спите с этим чесночным плейбоем напропалую, босс, но когда вы делаете это, не мешало бы еще и закрывать дверь на ключ». Совсем недавно, в прошлой счастливой жизни, мы несколько раз попадали в щекотливые ситуации с незапертой дверью, – теперь воспоминание о них лишь усилило боль.
Папку я взяла, тем более что Влад ждал меня внизу, у лифта (мы вместе собирались пообедать), и нас разделяло всего тринадцать этажей. Между двенадцатым и одиннадцатым я расстегнула молнию на папке. Между одиннадцатым и десятым – бегло просмотрела заголовок статьи о клубе «Гравицапа», а между девятым и восьмым я увидела это.
Две путевки в Теберду, на горнолыжный курорт NN. Этот курорт был хорошо знаком мне, в наш самый первый год мы уже отдыхали там с Владом: я могла выбрать любой другой курорт, в Австрии, во Франции, но повезла его в Теберду. Я ездила туда много лет кряду, со спутниками и без, скалы Теберды были живописнее любых Альп, ледники потрясали воображение, не слишком обустроенные трассы захватывали дух и повышали уровень адреналина в крови до критической отметки. Это была фантастическая поездка: вывихнутая стопа у Влада, сломанный сноуборд у меня, в хлам зацелованные губы у обоих, что могло быть чудеснее? Только – отправиться туда с девкой. Со шлюхой, липучкой, дешевкой, дрянью.
Верх цинизма.
Разнести в щепы кабину лифта, раскроить череп Владу – это было бы достойным и вполне понятным выплеском эмоций, но ничего такого я не сделала. Напротив, выйдя – улыбнулась ему самой лучезарной из своих улыбок:
– Я так соскучилась по тебе, милый…
– Мы же виделись пятнадцать минут назад, – недоуменно пожал плечами Влад.
Влад, Влад, еще месяц назад ты сказал бы мне совсем другое!..
Надо бы перестать обедать вместе, если он больше не любит меня. Надо бы перестать спать в одной постели, если он больше не любит меня. Надо бы перестать жить, если он больше не любит меня.
Перестать жить.
Отличная мысль. Просто отличная.
– …Ты все-таки решил уехать? – спросила я, когда мы заказали кофе.
–Да.
– На историческую родину?
– Да.
Кто бы мог подумать, что исторической родиной беспородного, шелудивого пса Влада окажется благословенное орлиное гнездо в Карачаево-Черкессии!..
– Имя-то у нее есть?
– Конечно, – промямлил он с неохотой. – Выдропужск. Город Выдропужск.
Выдропужск, с ума сойти! Крыжовника там точно завались.
– Поеду туда на Рождество.
«Это карачаевский Выдропужск или кабардинский?» – едва не сорвалось у меня с языка.
– Может быть, все-таки возьмешь меня с собой?
– Нет, – отрезал Влад. Так перерезают пуповину, так перерезают веревку, и тело самоубийцы с глухим стуком падает на землю.
– Впрочем, у меня масса работы на Рождество. И я тоже должна буду уехать.
– Куда? – Влад даже не потрудился, чтобы придать своему голосу хоть каплю заинтересованности.
– В Москву, – сказала я первое, что пришло в голову. – Пара фестивалей, пара громких премьер, все это надо освещать. И потом – у меня съемки. Пригласили на передачу.
– А-а…
– Ты не спросил – какую.
– Извини. Задумался.
– Арт-проект для канала «Культура», – соврала я.
– Поздравляю.
– Спасибо.
Влад не удивился, что я сообщила ему о невесть откуда взявшихся съемках в самый последний момент, он не удивился и тому, что я не зову его с собой; у Влада просто не было сил удивляться. Все его силы ушли на девку, шлюху, дешевку, дрянь, на обслуживание ее ненасытных двадцатилетних губ, на составление каталогов ее родинок, на прокладку навигационного курса по ее телу.
