Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1
Единственным, что его всерьез тревожило, был маленький Фредерик. Трудности начались, когда ему не было и года, и возрастали с каждым днем. Фредерик был красивым и очаровательным ребенком; нянька боготворила его, а молоденькая воспитательница, взятая специально для того, чтобы учить его читать и считать, была от него в таком восхищении, что полагала своей собственной, а не его виной поистине удивительную неспособность Фредерика освоить азбуку и счет.
С годами сложился молчаливый заговор сочувствия, призванный скрыть от окружающих тот факт, что юный Фредерик в умственном отношении несколько ограничен; но когда ему исполнилось тринадцать и он должен был все-таки отправиться получать формальное образование, пришлось посмотреть правде в глаза. Само собой разумеется, что его устроили в колледж при Нью-Йоркском университете, и появление имени Прэгера-старшего в числе тех родителей, которые выбрали для своих отпрысков именно этот колледж, добавило последнему славы; но уже с самого начала учебы стало совершенно очевидно, что Фред никак не сможет войти в число лучших студентов. Пребывая постоянно в бодром настроении и прекрасном расположении духа, он с удовольствием проучился в этом колледже пять лет, неизменно оставаясь по получаемым оценкам почти в самом конце списка своего курса; однако он пользовался успехом, чувствовал себя вполне счастливым, бесспорно блистал на спортивном поприще, проявив особые наклонности к легкой атлетике и теннису, и смог-таки — с энергичной помощью множества репетиторов — с грехом пополам сдать выпускные экзамены. После этого годы учебы в Йельском университете прошли почти так же, только тут перечень его достижений пополнился успехами на ниве секса; но в двадцать один год он был так хорош собой, так приятен в общении, столь желанен в любой компании, любом обществе, что отцу не стоило никакого труда не замечать его умственную ограниченность и в конечном счете усадить его в комнату, прозванную в банке Прэгера «кабинетом наследника»: она располагалась рядом с кабинетом самого отца и была обставлена, в соответствии со вкусом и указаниями молодого Фреда, антикварной мебелью, украшена индийскими коврами и оснащена наиновейшими техническими нововведениями и устройствами — такими, например, как телеграфный аппарат и телефон, по которому Фред почти весь день болтал с друзьями. Занимался он главным образом тем, что непрестанно продавал принадлежавшие ему лично акции и покупал новые, ежедневно весьма подолгу с кем-нибудь обедал и водил по зданию бесчисленное множество молодых женщин, демонстрируя им «Прэгерс» и попутно весьма преувеличивая собственные место и роль в банке.
В самом начале 1894 года Фредерик I внезапно и неожиданно скончался от сердечного приступа; к моменту своей скоропостижной смерти он был уже не то чтобы совсем слеп к недостаткам сына, но пребывал в твердой уверенности, что у него самого в запасе еще достаточно лет, дабы успеть отточить способность Фредерика-младшего самостоятельно вести банк. Убеждение это оказалось единственной, но зато тяжелейшей его ошибкой: Фредерик II был в меньшей степени готов возглавить банк, чем те мальчишки-посыльные, что ежедневно носились с бумагами между банком и биржей на Уолл-стрит. Но самого Фредерика II это не особенно тревожило: узнав размеры активов банка, он счел невероятным, чтобы столь внушительным накоплениям могло что-то угрожать, и принялся швырять деньгами — иногда в самом прямом смысле слова, поскольку был по характеру заядлым игроком и играл не только на бирже, но и вне ее, — так что по прошествии всего лишь пяти лет в банке оставалось менее сорока процентов от первоначально унаследованных молодым Прэгером вкладов. Клиенты и партнеры один за другим уходили из «Прэгерса»; запасы средств на счетах банка таяли; проценты, которые банк мог позволить себе выплачивать по вкладам, сократились до опасно низкого уровня. Старшие партнеры не раз во всеуслышание заявляли за столом, во время обеденного перерыва: хорошо, что мистер Фредерик-старший не дожил до этих дней, иначе сердце его не вынесло бы всего того, что теперь происходит.
Но, ко всеобщему удовлетворению, делу помог неожиданный и крайне удачный случай. Молодой Фредерик влюбился в очаровательнейшую девушку по имени Арабелла Инглиш. Отец ее занимал высокое положение в банке Морганов, поэтому Арабелла разбиралась в финансах и была много наслышана о той трагедии, что разворачивалась в «Прэгерсе». Получив от Фредерика II предложение выйти за него замуж, она с огромным удовольствием и неподражаемой снисходительностью приняла его, посоветовав Фредерику поговорить на следующий день с ее отцом, а сама тем временем попросила отца, чтобы тот со всем тактом, на какой только был способен, но совершенно недвусмысленно заявил бы Фредерику, что если он действительно хочет жениться на Арабелле, то должен проявлять более ответственное отношение к собственному банку. Фредерик оказался настолько влюблен в мисс Инглиш, так стремился заручиться благословением ее отца, что, видимо, послушался бы старого мистера Инглиша даже в том случае, если бы тот посоветовал ему, ради улучшения дел в «Прэгерсе», ежедневно висеть по полчаса на окне шестого этажа вниз головой, цепляясь за подоконник только пальцами ног.
Последовавшие за этим разговором перемены оказались поистине революционными. Фредерик II стал приходить на работу каждый день, точно к десяти утра, и просиживал в своем кабинете до начала пятого — для того золотого времечка это считалось очень долгим рабочим днем; начал постепенно лучше разбираться в том, что происходило на рынке; обедал он теперь только с клиентами банка; читал — сразу же после завтрака — одни лишь финансовые газеты; и при тех достаточно скромных способностях, какие у него были, сумел в конечном счете стать почти первоклассным банкиром. Когда в 1903 году появился на свет Фредерик Прэгер III, юного наследника снова ожидало весьма значительное состояние.
Фредерик III оказался интересным ребенком; как и все Прэгеры, он был блондин, хорош собой, а унаследованное им от деда чутье в денежных делах сочеталось у него с прекрасным даром прирожденного политика. Все, кто окружал его, ясно увидели и оценили эти качества, когда еще в семилетнем возрасте он однажды попросил у присматривавшей за ним няньки четверть доллара, сказав, что хочет взять монетку в школу и опустить там в банку для пожертвований на благотворительные цели. Мама, объяснил он (говоря неправду, но глядя при этом широко раскрытыми, влажными и честнейшими глазами), слишком занята своими общественными делами, и ей не до таких мелочей; и нянька, разжалобившись — как это сделала бы любая нянька на ее месте — от подобного проявления материнского жестокосердия и эгоизма, тут же выдала ему целых пятьдесят центов. По дороге в школу Фредерик купил на эти деньги пакетик мятных леденцов; шофера он уговорил сделать остановку, сказав, что хочет купить себе на завтрак еще одно яблоко. Мятные леденцы были распроданы потом в школе ребятам по центу за штуку; к концу дня Фредерик не только вернул себе свой первоначальный капитал, но и увеличил его на доллар и пятьдесят центов. К середине четверти он подобным образом сколотил уже больше двадцати долларов. Сами эти деньги были ему не нужны; ему просто приятно было сознавать, что, если понадобится, он всегда способен сам что-то заработать.
