Инид Джохансон - Своя ноша
— Джоан, я должен об этом знать! — Теперь в голосе Эрвина звучал неприкрытый гнев, которого она никогда раньше не слышала. Несколько часов назад Джоан, возможно, еще смогла бы переубедить его. Но сейчас эта задача казалась ей почти непосильной. Тем не менее следовало попытаться.
— Впервые я встретила твоего брата на вечеринке, которую устроила, чтобы отпраздновать заключение сделки с одной кинокомпанией, собиравшейся снять фильм по моей книге. — Джоан старалась сосредоточиться на подробностях, полагая, что это единственный способ все объяснить. — У меня было много друзей в этих кругах, в том числе и иностранцев. Том пришел вместе с университетским приятелем Ларри Олкоттом и его женой Энн. Он останавливался погостить у них на несколько дней…
Джоан взглянула на мужа и увидела, что его брови по-прежнему нахмурены, а рот плотно сжат. Похоже, пока он считал ее слова несущественными, стремясь узнать лишь одно. Однако она должна была рассказать обо всем именно так, как решила, или не говорить вовсе.
— Это произошло около двух лет назад, — продолжала Джоан, желая, чтобы он представил себе картину событий целиком. — Ты ведь знаешь, что Том часто приезжал сюда, на побережье, когда ему хотелось расслабиться. Обычно он останавливался у Энн и Ларри…
— Но не всегда?
— Не всегда, — подтвердила Джоан, прилагая все усилия, чтобы оставаться спокойной, и стараясь не обращать внимания на то, что у нее все трепещет внутри. — Постепенно мы с Томом сблизились и стали получать удовольствие от общения друг с другом. Часто он приезжал сюда по вечерам и мы подолгу разговаривали. А иногда, если было уже слишком поздно возвращаться, он ночевал здесь, в одной из гостевых комнат. Ты спрашиваешь, были ли мы любовниками… — Хрупкие плечи Джоан вздрогнули. — Том однажды признался мне, что у него проблемы с сексом… возможно, связанные с эмоциональными и физическими перегрузками, которых постоянно требовала его работа. Он превосходно осознавал риск, которому подвергался, добывая новости в горячих точках земного шара. Он много рассказывал о тебе, о вашей матери, о вашем доме… Чувствовалось, что он гордится своей семьей. Он говорил еще, что никогда не женится, потому что из этого не выйдет ничего хорошего при том образе жизни, который ему приходится вести. Но он сказал, что — ты наверняка это сделаешь. Тебе нужна будет женщина, которая родит детей, чтобы они продолжили семейный бизнес. Сказал, что твоя жена никогда не пожалеет о том, что вышла за тебя. Но при этом добавил, что ты очень разборчив. И не принимаешь скоропалительных решений…
Джоан слишком поздно спохватилась, что ей не следовало говорить об этом. Она хотела обойти стороной вопрос Эрвина — по крайней мере, не отвечать на него сразу, напрямую, — а вместо этого косвенно обвинила его в том, что он деловой расчетливостью оценивал женщин, чтобы выбрать одну из них на роль будущей жены. Напряжение, повисшее в воздухе после ее слов, казалось, еще больше отдалило ее от Эрвина.
Холодное, почти презрительное выражение его лица ясно давало понять, что он догадался о намерении жены и понимает, чем оно вызвано.
Внезапно Джоан почувствовала резкий приступ тошноты, которая мучила ее с самого утра, то появляясь, то исчезая. Она вскочила и, прижав руку ко рту, устремилась через весь дом к ванной.
Естественно, Эрвин последовал за ней, но ей было уже все равно. Когда ее желудок изверг наружу все, что она съела утром, Джоан в изнеможении прислонилась к кафельной стене, сознавая абсолютную невозможность своей мечты: повернуть время на три месяца назад.
— Джоан! Что с тобой? — Эрвин приблизился к ней и осторожно поднял на руки. Джоан поло жила голову на его плечо, ощущая сильное тело сквозь нагретую солнцем ткань. Она бы хотела, чтобы это мгновение длилось вечно, но эта мечта была так же неосуществима, как и предыдущая.
На лице Эрвина отражались забота и сострадание, но даже это не могло сейчас помочь Джоан. Наоборот, ей стало еще хуже, потому что она понимала, что не заслуживает такого отношения с его стороны. И когда он повторил: «Что случи лось? Ты больна? Я отвезу тебя в клинику», — Джоан поняла, что должна во всем признаться. Сегодня утром тест на беременность окончательно подтвердил ее подозрения. У нее будет ребенок!
Последние несколько дней ее слегка поташнивало по утрам, и несколько раз она испытывала внезапные головокружения. Джоан говорила себе, что решение, принятое той злополучной ночью, вряд ли могло иметь столь серьезные последствия, но все же сделала тест на беременность, — просто чтобы успокоиться на этот счет. И вот сейчас ей придется признаться в том, что она совершила отнюдь не единственную ошибку в своей жизни.
Джоан слегка отстранилась, высвобождаясь из рук мужа, и, глядя ему в лицо, произнесла:
— Я беременна, Эрвин.
Несмотря на побледневшее лицо и отчаяние, которое слышалось в ее словах, Эрвин, внезапно успокоившись, улыбнулся и покачал голо вой. Он снова обнял Джоан и прижал к себе. Словно внезапно забыл их недавний разговор о ее отношениях с Томом.
— Как ты можешь знать об этом наверняка, дорогая? Всего через неделю! Конечно, это было бы замечательно, но, боюсь, ты просто съела что-нибудь не то сегодня утром.
Какое-то время Джоан продолжала оставаться в его объятиях, ожидая, пока сильные и частые удары сердца хоть немного утихнут, а об рывки ненужных теперь сожалений полностью исчезнут. Они с Эрвином уже обсуждали вопрос о ребенке и решили, что у них нет причин ждать. Они оба хотели иметь детей. Теперь оставалось сообщить самое худшее.
— Это правда, Эрвин. Тест на беременность дал положительный результат. Я сделала его сегодня утром.
Встретив недоверчивый взгляд Эрвина, Джоан поняла: сейчас он скажет что-нибудь вроде того, что она ошиблась, потому что неправильно прочла инструкцию. Поэтому голосом, дрожащим от напряжения, добавила:
— Срок примерно три месяца.
Глаза Эрвина превратились в две льдинки.
— Но три месяца назад мы еще не были знакомы. Мы впервые занимались любовью в нашу первую брачную ночь. — Его голос звучал хрипло, губы стали совсем бескровными. — Итак, дорогая моя женушка, не хочешь ли ты мне сказать, кто отец будущего ребенка?
Ей приходилось выносить гнев, оскорбления, даже физическое насилие. Все это оставляло глубокие душевные травмы. Но холодный сарказм; Эрвина, казавшийся результатом циничного безразличия, был хуже всего, а боль от раны, нанесенной им, нестерпимой.
То, чего она так боялась, произошло. Он уже был немыслимо далек от нее, и то магическое; таинство, которым для них всегда становилось занятие любовью, для него теперь не более чем просто секс… Но Эрвин по-прежнему ждал ответа.
