Нора Робертс - Удивительная женщина
— Коротко. — Но большого удовольствия от этого не получил. — Все три сестры О'Харли, похоже, производят неизгладимое впечатление… так или иначе.
Ее глаза встретились с его спокойным, понимающим взглядом.
— Так или иначе.
— Как вы относитесь к тому, что ваши сестры стали заметными личностями на обоих побережьях?
— Я очень горжусь ими! — ответила она, не раздумывая ни секунды.
— А сами вы не собираетесь вернуться в шоу-бизнес?
Она бы рассмеялась, если бы не уловила в, его голосе нотки цинизма.
— Нет. У меня другие приоритеты. Вы когда-нибудь видели Мадди на Бродвее?
— Пару раз. — Он сделал глоток. Кофе возвращал ему силы, утраченные во время долгого, тяжелого пути. — Вы на нее не похожи. Вы ни на одну из них не похожи!
Она привыкла к этим неизбежным сравнениям.
— Нет. Мой отец всегда считал, что, если бы мы походили друг на дружку, это была бы сенсация. Еще кофе, мистер Кросби?
— Нет, спасибо, я уже согрелся. Рассказывают, что Чак Рокуэлл, войдя в небольшой клуб, где по воле судьбы вы с вашей семьей давали представление, не обратил никакого внимания на ваших сестер! Только на вас!
— Так говорят? — Эбби отодвинула кофе и встала.
— Да. Людям свойственно сочинять романтические истории.
— Но только не вам! — Она принялась хлопотать у плиты.
— Что вы делаете?
— Начинаю готовить обед. Надеюсь, вы любите чили?
Значит, она готовит! По крайней мере, сегодня, вероятно, чтобы произвести впечатление. Дилан откинулся на спинку стула и следил, как она ловко управляется с мясом.
— Я пишу не роман, миссис Рокуэлл! Если издатель не разъяснил вам основные правила, то сейчас это сделаю я.
Она полностью погрузилась в стряпню.
— Зачем попусту тратить время?
— У меня нет времени, чтобы его тратить. Во-первых, книгу пишу я. Мне за это платят. А вам платят за сотрудничество.
Эбби посыпала мясо специями.
— Я очень признательна вам за то, что вы об этом напомнили. А что за остальные правила?
Она была так холодна, как о ней и рассказывали. Холодна и, как отмечали многие, бесчувственна.
— А вот они. Книга о Чаке Рокуэлле; вы часть его жизни. Все, что я выясню, каким бы личным это ни было, принадлежит мне. Подписав договор с издателем, вы отказались от личной жизни!
— Я отказалась от личной жизни, когда вышла за Чака, мистер Кросби! — Она помешала соус и добавила немного вина. — Я ошибаюсь или у вас возникли какие-то сомнения относительно написания этой книги?
— Не относительно книги. Относительно вас.
Она повернулась к нему, и озадаченное выражение, мелькнувшее в ее глазах, исчезло, когда она вгляделась в его лицо. Он не первый считает, будто она вышла за Чака из-за денег.
— Понятно. По крайней мере, откровенно. Что ж, вы вовсе не обязаны меня любить.
— Нет, не обязан. Это дело обоюдное. В одном я буду с вами, миссис Рокуэлл, откровенен. Я собираюсь написать самую подробную и полную биографию вашего мужа, какую только смогу. Для этого мне придется не раз гладить вас против шерсти!
Она накрыла кофейник крышкой и поднесла к барной стойке.
— Меня не так-то легко вывести из себя! Мне часто говорят, что я слишком… самоуверенна;
— Вы расстроитесь, когда прочтете законченную рукопись!
Налив в кружку еще кофе, она поставила кофейник на подставку для горячего.
— Похоже, вы этого с нетерпением ждете!
— Я не очень хорошо умею обходить подводные камни.
На этот раз Эбби рассмеялась, но быстро и почти с сожалением. Она подняла свою чашку.
— Вам когда-нибудь доводилось встречаться с Чаком?
— Нет.
— Мне кажется, вы бы очень хорошо поняли друг друга. Он был человеком, думавшим только об одном — о победе в гонках. Все остальное его не интересовало. Он был не гибким человеком.
— А вы?
Хотя вопрос был бесцеремонным, она восприняла его серьезно.
— Одной из моих проблем, когда я росла, было то, что я всегда старалась подчиняться чужой воле. — Она допила кофе. — Я покажу вам вашу комнату. Можете распаковать вещи и отдохнуть до обеда.
Она отвела его наверх, взяв один из его чемоданов, прежде чем он успел остановить ее. Он знал, что чемодан тяжелый, но, неся остальной багаж, заметил, как легко она поднимается по лестнице. Она сильнее, чем кажется на первый взгляд, думал Дилан. Еще одна причина отнестись к ней всерьез.
— В конце коридора ванная. И там всегда имеется горячая вода. — Распахнув дверь, она поставила чемодан рядом с кроватью. — Я принесла сюда стол. В доме есть что-то вроде кабинета, но я подумала, что здесь вам будет удобнее.
— Прекрасно.
Это было более чем прекрасно. В комнате стоял чуть заметный запах лимонного масла и специй, свежий и манящий. Он любил старину и узнал изголовье кровати в стиле чиппендейл и стойку для бритья, достойную быть экспонатом музея. В медном горшке на комоде стояли веточки высушенных растений с серебристо-мраморными прутьями. Шторы были отодвинуты, и из окна открывался вид на чередующиеся, покрытые снегом горы и конюшню, ставшую от времени серой.
— Здесь очень мило.
— Спасибо. — Она выглянула в окно и заметила: — Вы бы видели этот дом, когда мы его купили! Здесь было, вероятно, всего пять мест, где не протекала крыша, а водопровод был скорее желанием, нежели реальностью. Но я с первого взгляда на него поняла, что это мой дом!
— И вы выбрали его?
Дилан поставил на стол свой ноутбук. Это уже было началом его работы.
— Да.
— Почему?
Эбби все еще смотрела в окно, повернувшись к нему спиной. Дилан почувствовал ее напряжение.
— Человек должен где-то пустить корни! По крайней мере, многие так и делают!
Дилан вытащил из чемодана диктофон и поставил его рядом с компьютером.
— Такие вот длинные приготовления!
— Я никуда не тороплюсь. — Она через плечо посмотрела на приготовленное оборудование. — Больше ничего не требуется?
— Пока нет. Прежде чем мы начнем, позвольте задать вам один вопрос, миссис Рокуэлл. Почему именно сейчас вы согласились на издание биографии вашего мужа?
У нее для этого были две причины, две важные, драгоценные причины, но Эбби боялась, что Дилан не поймет ее.
— Давайте скажем так, что я не была к этому готова. Ведь Чак погиб всего пять лет тому назад!
Но за эти пять лет у нее могли кончиться деньги!
— Уверен, что дело оказалось бы прибыльным!
Она взглянула на него, и в ее глазах он не заметил ни обиды, ни гнева. Дилан предпочел бы этому взгляду холодную отповедь или нецензурную брань.
— Обед будет подан в шесть! — спокойно произнесла она. — Мы привыкли обедать рано.
