Юлия Кова - #20 восьмая
Я сижу в глубоком кресле, в огромном гостиничном номере, снятом для меня в «SAS Radisson». Закинув ноги на стол, одним глазом наблюдаю за клипом группы «OneRepublic». Другим обозреваю голую Юлю. Юлька, призывно раздвинув ноги, спит на моей постели. Сегодня у Юли последняя ночь со мной. А потом, как в том анекдоте: «Я тебя трахаю, милая, а утром ты исчезаешь». И не потому, что ты порядком мне надоела. И не потому, что ты вбила себе в голову, что я у тебя почти в кармане и представляю собой твой заветный билет из Бирюлёва в Германию. А потому что я перехожу к последней фазе операции под названием: «Алексей Андреев делает свой гешефт». К слову, последние десять лет я работаю в немецком офисе «Systems One». Эта, изначально датская, а теперь мультинациональная контора имеет порядка сорока представительств в Америке, Европе и на так называемых рынках challenge, к которым принадлежит и Россия. Российский офис возглавляет шестидесятитрехлетний датчанин Кристоф Кристенссен. В 2000-х московское представительство переродилось в «ООО», виртуально привозящее и складирующее на своей онлайн-территории системы управления предприятиями. С того времени прямыми продажами занимаются реселлеры, а продвижением — дистрибуторы. В России у «Systems One» их всего три, и все они находятся в относительно равных условиях. Дистрибутор первый — «Ирбис». Этой фирме дают в год на полмиллиона больше. После чего семьдесят процентов этой прекрасной суммы возвращается лично в карман к Кристенссену. Дистрибутор второй — «Корса». Так, не рыба, ни мясо, но «Корса» нужна, чтобы сохранять баланс сил в природе. И, наконец, самый сладкий кусок — «OilИнформ». «OilИнформ» работает по нефтегазу и принадлежит одному серьезному челу по фамилии Поручиков. Основной доход Григорию Поручикову приносит банк, занимающий десятое место в рейтинге стабильнейших российских финансовых институтов. В 2008-м, когда в России случился очередной кризис, Поручиков сделал только одну ошибку: пустил часть акций «OilИнформ» в свободную распродажу. Угадайте, и у кого теперь эти акции? Барабанная дробь: правильно, у старика Кристенссена. Акции, правда, куплены на другое лицо...
Итак, обеспечив себе кормушку для неголодной старости, полгода назад Кристоф решил валить из кресла главы представительства. Тогда-то он и сделал мне предложение практически руки и сердца. Цена нашей сделки: Кристоф на совете директоров «Systems One» рекомендует меня на своё место, а я взамен помогаю ему быстро аннулировать «Ирбис», чтобы никто не смог схватить Кристофа за задницу, за его прежние шахер-махеры. Оптимальный способ выбрасывания «Ирбис» на улицу — выявление фальшивой отчётности по спиз... энтшульдигэн зи и пардон, по украденным деньгам. В таких случаях — рассказываю, потому что сам знаю, как это происходит — итак, в этом случае некто независимый указывает «безопасникам» «Systems One» на двойную отчётность. После серии внутренних разборок и громких угроз подать в суд на ворюг из «Ирбис», датчане в головном офисе придут к общему и разумному знаменателю: проще расстаться с гринами, чем публично признаться, что они полные лохи в бухгалтерии. В итоге, на улицу с «волчьим билетом» вылетят двое менеджеров — тот, кто готовил «фальшак» в «Ирбис», и тот, кто принимал его в московском представительстве. Ну, а «Ирбис» через полгода откроется уже под другим именем и с другим генеральным директором. Всё. Гениально и просто.
И во всей этой истории на меня ложится парадная роль выявляющего. После чего Кристоф, как уже говорилось, валит в свой фатерлянд, а я пересаживаюсь в кресло главы московского представительства. Проработав в России два, максимум три года, я навсегда перебираюсь в головной датский офис, где и получаю свои датские бонусы, и, может, даже женюсь на Магде. И хотя Магда ничем не лучше Хелен, Юли, Светы, и всех других моих прочих, я готов на это пойти. И не потому, что подумали обо мне вы. А потому что я очень давно понял: я хочу будущее. И не такое, когда вся твоя квартира — это тридцать три квадратных метра, заставленные пустыми бутылками, а в нагрузку к ним — пьющая мать и дерущийся с ней отчим. И не такое, когда ты вынужден выживать в хрестоматийном Бирюлёве, откладывая в год по копейке на приличный мобильник, шмотки и дребезжащую «ладу». А такое, где нормальная, обеспеченная жизнь: яхты, лейблы, машины. Солидный банковский счёт. Хорошая кредитная история. Ежемесячные поездки в Лозанну, куда ты срываешься, не задумываясь, сколько денег на твоём счету. И за это я не то, что Юлю, Свету и Хелен продам — я заложу свою душу.
«Ну что, встать и взять Юльку напоследок? Больше ведь не увидимся.»
Расстегнул пуговицы рубашки, начал вставать. И тут эта стерва всхрапнула. Представляете? Она всхрапнула! Желание тут же исчезло. Хмыкнув, снова сел в кресло. Перевёл взгляд на бокал, забытый Юлькой на подоконнике. Виски в стакане напоминал жжёный янтарь, что и вернуло меня мысленно к глазам точно такого же цвета… Лена. Елена Ларионова... Что-то есть в этой девочке. Вообще, её можно описать целой кучей слов, но мне проще закрыть глаза и представить её прозрачное лицо, сексуальную линию тела и откровенные глаза… Интересно, она какая? И — какого чёрта она вмешалась в это дело с крысятничеством?
О том, что Ларионова может иметь в этом деле свой интерес, мне походя рассказала Сиротина. Сдала так, мельком. Но сначала я проводил глазами уплывающую от меня Ларионову, зависая в коридоре с ВладимВадимычем. Слушал сплетни, прочий бред, понемногу поддакивал, и, вонзая ногти в ладонь, смотрел вслед уходящей от меня Ларионовой. Смотрел, смотрел, смотрел... Она меня сделала. Я ей понравился, но это абсолютно не помешало ей лихо отбрить меня и непринуждённо-стремительно свернуть всю нашу намечающуюся интимность к шапочному знакомству.
— Лёха, ты выглядишь, точно идёшь к зубному, — отметил выражение моего лица Спицын (кстати, довольно остроумно).
— Да ладно, — я рассмеялся. Подождал пять минут, потом сослался на занятость и отправился прямиком к Тане. Приоткрыл дверь: Сиротина фривольно раскинулась в кресле и фальшиво мурлыкая «maybe, maybe…» точила пилкой ногти. «Ты бы здесь ещё педикюр себе сделала», — невольно подумал я.
— Здравствуй, Таня, как поживаешь? — Я прошёл и сел на стул, стоявший напротив. Таня вскинула на меня свои голубые очи.
— Ой, Лёшенька, здравствуй! — пропела Сиротина. Заметив мой красноречивый взгляд, брошенный в сторону пилки, рывком выдвинула ящик стола. Запулила туда пилку, после чего уселась в кресле поглубже, поставила ноги поровней и с готовностью («я вся ваша») воззрилась на меня. — Лёшенька, как поживаешь? Ты так долго меня не навещал. — («Я тебя вообще никогда не навещал — ты сама приходила, чтобы под любым предлогом утащить меня в свой кабинет или в лажовую лаунж-зону.») — Может быть, хочешь чаю? А хочешь, в лаунж сходим и там кофе попьём? — Таня сладко прищурилась.
