Эмма Дарси - Второй медовый месяц
— Я тебя не терплю. Как ты мог произнести это слово? Неужели я дала тебе повод подумать такое?
— Слишком сильно сказано для тебя? — язвительно поинтересовался Рейд, бросая на спинку стула жилет. Его пальцы пробежали по пуговицам рубашки, пока он взвешивал слова жены, задумчиво глядя на нее. — Ну, может быть, мне просто так кажется, — сказал он. — А на самом деле ты думаешь об этом так: ладно, пусть берет свое.
Джина протестующе подняла руки.
— Рейд, я всегда рада, когда ты… ты…
— Когда я удовлетворяю с тобой свои мужские потребности?
— Я хотела сказать — когда мы занимаемся любовью.
Он невесело рассмеялся.
— Когда это ты занималась со мной любовью, Джина? Когда ты проявляла инициативу? Вот сегодня ты сделала какое-то активное движение, нарядившись так. Но ведь это только знак, сигнал? Сама ты все равно ничего не сделала бы.
Джина сгорала от беспомощного стыда. Совершенно ясно, что Рейд не видит в ней подходящую для себя партнершу в постели, и все-таки она не понимала, что сделала не так. Мать всегда твердила, что женщине не надо рваться вперед. Это роль мужчины. А женщина следует за ним. Мужчина предлагает, а женщина говорит «да» или «нет». И Джина всегда вела себя соответственно.
Но Рейд ведь отлично знал, что она охотно отвечает на его поцелуи и ласки и получает необыкновенное удовольствие от интимной близости. Иногда наслаждение становилось таким острым, что Джина теряла голову, не зная, что с ней происходит. Неужели Рейд принимал ее стоны в такие минуты за отвращение?
— А что бы ты хотел, чтобы я делала? — разъяренно спросила она, чувствуя необходимость понять его требования.
Рейд уже наклонился, чтобы снять туфли и носки, и не глядел на нее.
— Забудь об этом. Джина, — бросил он. — Нельзя искусственно возбудить желание. Оно или есть, или нет.
Кого он имеет в виду — себя или ее?
Если он считает, что она не хочет его, то сильно ошибается. В свете лампы золотистый блеск его обнаженной кожи притягивал ее. Рейд обладал безупречным телом и был непревзойденным любовником. В течение последнего месяца она нередко лежала ночью без сна, отчаянно желая, чтобы он коснулся ее. А что, если она сейчас сама его коснется? Это и будет активное действие? Но поможет ли это?
Он стянул с себя брюки и трусы. Было совершенно очевидно, что Рейд не ощущает ни малейшего желания. Боясь предстать в еще более глупом положении, Джина подавила вспыхнувший порыв подойти к нему вплотную. Он бросил на нее высокомерный взгляд и выпрямился, суровый и величественный в своей наготе.
От этого Джина еще острее почувствовала, как искалечена она своей скованностью, не позволяющей ей сделать то же самое, как она нуждается в покровах, чтобы, по выражению ее матери, прикрыть множество грехов. В глубине души Джина думала, что «если супруги искренне любят друг друга, то в этом нет никакого греха. Но почему ей не удавалось претворить это в жизнь?
— Прости, что… я не то, что тебе нужно, — с болью в сердце проговорила она.
— Не расстраивайся так. Это же не конец света, а всего лишь конец притворства.
— Нет, — упрямо покачала она головой. — Рейд, ты все не так понял.
— Посмотри правде в глаза. Джина, — в его взгляде светилась насмешка. И он высказал то, что считал правдой о Джине: — Я тебе не нужен, но ты не хочешь, чтобы у меня был кто-то, кроме тебя. Вот в чем дело, верно? Я должна дать ему это, или он возьмет это у Пейдж Колдер!
То была полуправда, и тем сложнее было ее отрицать. Она отчаянно не хотела, чтобы он был с какой-то другой женщиной, но не хотела использовать свое тело в качестве средства его остановить. Просто желание быть с ним рядом побудило ее на сегодняшние действия.
— Позволь мне вот что тебе сказать, Джина, — продолжал он, внимательно оглядывая ее с ног до головы. — Сексуальность не достигается с помощью кружев и шелка. Это не просто стройное женское тело. Это — состояние. — Он стукнул себя по лбу. — Это то, что у тебя вот здесь, в голове. Это непременная сосредоточенность на другом человеке, — он поднял вверх палец. — А у тебя этого нет. Ты сосредоточена только на себе.
— Нет, это не так, — воскликнула Джина, отчаянно желая опровергнуть несправедливое обвинение.
Рейд только недовольно отмахнулся от ее возражений.
— Даже твой выбор одежды — якобы для моего удовольствия — делается, чтобы привлечь внимание к тебе.
— Я хотела показать, что на самом деле хочу тебя, Рейд, — умоляюще сказала она.
— Не сомневаюсь. — Недоверие в его голосе мгновенно обратило в ничто ее протесты. — Поскольку ты столько времени провела здесь, поджидая меня и расчесывая волосы! — Он насмешливо глянул на нее и прошел в ванную. — Джина, у тебя что-то стряслось с ногами, раз ты не могла прийти ко мне? Или что-то с языком, если ты не могла сказать мне о своем страстном желании?
— Я ждала, потому что не хотела мешать. — Она решилась добавить: — Если у тебя было какое-то важное дело.
— Что для меня важнее того, что моя жена воспылала ко мне желанием? — с гневом и сарказмом спросил он. — Ясное дело, что приоритеты у нас абсолютно разные. Вот если бы ты сбежала вниз по ступенькам в этой сорочке, прыгнула мне на колени, обняла за шею и сказала, перемежая слова страстными поцелуями, что устала ждать меня наверху и хочешь меня прямо сейчас».
Джина горячо пожалела, что у нее не хватило смелости сделать именно это.
Рейд взялся за ручку двери ванной и на мгновение задержался, чтобы с уничтожающей улыбкой докончить описание ее поведения.
— Но мы оба знаем, что силы твоего желания на это не хватит. Гораздо проще предоставить Рейду работать, если он того хочет. А потом можно просто лечь в кровать и подумать о «Дьюрли-Хаус» и об Англии.
Ярость в его голосе так ошеломила Джину, что она не могла вслушиваться в смысл его слов. Джина отрицательно качала головой в ответ на его обвинения, и даже одно это движение его, кажется, раздражало. Глаза Рейда сверкнули яростью, не давая ей права отрицать его слова.
— Извини, я не хочу продолжать эту отвратительную сцену. Мне нужен горячий душ.
О, эта уничтожающая ирония! Прежде чем захлопнуть дверь ванной, он бросил ей в лицо последние жесткие слова:
— Учти, что твоя чертова сорочка, твой чертов эгоизм и твое чертово самомнение ни капельки не взволновали меня.
Дверью он прочно отгородился от нее.
Еще несколько минут Джину била нервная дрожь. Теперь, когда ей открылась ужасающая картина того, как видит Рейд их отношения, она могла лишь стоять без движения и смотреть на дверь ванной, словно за ней находится ад.
Инстинкт самосохранения неумолимо твердил, что она должна войти за ним. Как угодно, но она должна заставить себя это сделать. Потому что Рейд ошибается в ней, и если она не докажет ему, что он ошибается — здесь и сейчас, — то никогда уже не сможет это сделать. Так что она должна сейчас открыть дверь и… Ее воображение не могло нарисовать того, что произойдет потом, но, что бы там ни было, это лучше, чем пустота, в которой Рейд оставил ее.
