Наталья Осис - Начальник Нового года
И это Макс тоже хорошо помнил, он себе скомандовал: отомри! И что-то тоже ей крикнул. Господи, что же он сказал? Наверняка глупость какую-нибудь, как жаль, что не слышно опять ни черта! Куда они только все едут на этих своих машинах с утра?
И Золушка вдруг снова преобразилась. Перестала сутулиться, развернула плечи, повернула хорошенькую головку на точеной шее и посмотрела на него, как бы решая, стоит он ее улыбки или нет. Тряхнула головой – не буду думать! – и снова просияла улыбкой.
И ничего красивее Макс не видел в своей жизни.
Она еще махала рукой на экране, а он уже решил, что обязательно ее найдет.
А пока видео надо себе сохранить и попытаться хоть чуть-чуть подправить – вырезать лишнее, насколько можно тряску убрать… потому что ведь урод какой-то снимал. Инвалид. Придурок.
Кстати, о придурках. Они здесь еще?
– Эй, работнички, вы здесь еще?
Макс развернулся на своем вращающемся кресле. Работнички застыли полукругом вокруг Максова компьютера и тихо стояли, сжимая в руках кружки и карандаши.
– Всё! – весело объявил Макс. – Брекфаст-шоу закончилось. Не пропустите наш следующий выпуск: самые эффектные падения со сноуборда! Работать, кстати, никому сегодня случайно не надо?
– Поняли уже, поняли, – сказали сразу из разных углов.
– Да, вот еще что, – неожиданно добавил Макс, – ребята, вы все равно уже каждый по разу просмотрели этот ролик, поставьте там, что ли, лайки, ладно?
– А?
– М-м-м? – теперь сотрудники IT-отдела могли вести диалог только при помощи междометий.
– Я не поняла, Макс, тебе, значит, все-таки понравилось видео? Мы думали, ты ругаться будешь, – это Таня вербализовала смысл междометий. Она дольше всех работала с Максом и поэтому завела вредную привычку говорить то, что думала.
Макс повертелся чуть-чуть в кресле, покачал ногой в мокрой и грязной кроссовке (надо переобуться), посмотрел на сотрудников. Работничков. «До чего же я вас сегодня люблю, ребята!» – подумал он, но вслух ничего не сказал. Он все-таки точно знал: нужно думать, что говоришь, когда говоришь то, что думаешь. Или не надо?
– Мне девушка понравилась, – сказал Макс.
– О-о-о! Эге-ге-ге! Ага-га-га! – завопил компьютерный народ. – Прекрасная девушка, отличная девушка, супер-мега-турбо-девушка!
– А если этот ролик все станут смотреть, то и она себя увидит, и Макса тоже!
– И тогда все будет ого-го и еге-гей!
– Макс, ты только комментарий какой-нибудь не забудь оставить, чтобы тебя все-таки можно было идентифицировать.
– А мы начнем продвигать твой ролик. Да-да! Ого-го-го!
Они еще вопили свои «ого-го» и «эге-гей», а он уже выставил их за дверь. К сожалению, сегодня предстояло много работать. Но сначала он сделает себе подарок: скачает ролик и поправит его. Не каждый день встречаются такие удивительные девушки. Максу, например, вообще не встречались. Ему все больше попадались цацы и фифы. Они гордо носили себя по фешенебельным местам и иногда столь же гордо себя дарили (не так чтобы очень редко). На вопрос «Что вы любите?» они отвечали: «Музыку». А на вопрос «Какую?» отвечали: «Любую». Макс совершенно точно знал, что нельзя любить любую. Сам он любил тяжелый рок, ненавидел «энц, энц» и засыпал под джаз. Но при этом очень уважал тех, кто любит джаз и засыпает под тяжелый рок. Ведь главное, чтобы человеку было что любить изо всех сил.
А Золушка с глазами цвета корицы явно что-то любила, что-то берегла и что-то терпеть не могла. Она жила какой-то своей жизнью, и Максу теперь до смерти хотелось узнать, что это за жизнь такая у Золушки? Что она любит? А что терпеть не может? Почему не боится быть смешной?
Макс улыбнулся и потер руки, устраиваясь поудобнее перед компьютером, – он обязательно это все узнает, а пока еще раз посмотрит видео с волшебной девушкой в ботинке без подметки, с глазами цвета корицы.
Катя
Катя прошла по гулким, пустым музейным залам и нырнула в дверцу, почти сливавшуюся со стеной. Музей, в котором работала Катя, располагался в одном из знаменитейших когда-то московских дворцов, поэтому и дальше, за дверцей, тоже находились залы, но они уже не были ни пустыми, ни гулкими – здесь работали реставраторы. Стояли шеренги длинных и широких столов, варился в гигантских кастрюлях клейстер, в специальных ваннах промывались картонные плакаты. Здесь был самый лучший запах на свете. Здесь пахло старыми книгами, книжной пылью, книжными полками, а сейчас еще и плюшками с корицей и чаем….
Катя приостановилась на секунду, втянув чуткими ноздрями воздух.
– Чай, – она заложила руки за спину и еще разочек понюхала, покачиваясь с пятки на носок, – а чай сегодня «японская липа» из «Колониальных товаров» в Камергерском. Ох, сейчас чаю напьюсь, похвастаюсь новыми ботинками и расскажу про свои приключения! – проговорила Катя и, не глядя, поставила сумки на стул у входа.
– Вот спасибо! – донеслось со стула.
Катя вздрогнула, оглянулась и обнаружила своего начальника, сидящего в десяти сантиметрах от нее. С ее сумками на коленях. В руке он держал мобильный телефон, а сумки держались как-то сами.
Катя ринулась за своими проклятыми торбами, они, конечно же, стали падать, начальник (видимо, не сумев преодолеть природные рефлексы) стал сумки ловить, и Катя с начальником стукнулись лбами. Бом! Катя упала на пол, начальник упал обратно на стул. Ну и сумки заодно упали уже окончательно.
Лоб у Кати гудел, как вечевой колокол.
Интересно, у начальника тоже гудит лоб? Наверное, да, и сильно, иначе почему бы он молчал?
Катя осторожно посмотрела на начальника и увидела, как тот сатанеет прямо на глазах: лицо у него медленно наливалось пурпурным цветом, а в обычно ничего не выражающих выпуклых глазах уже плескалось явное безумие.
«Ну, сейчас начнется», – подумала Катя.
И началось.
– Как? Как вам это удается? Как у вас это получается? Скажите мне, КАК?
– Что «как»? – тихо спросила Катя, уже зная, что лучше было промолчать.
– Как. Вам. Удается. Быть. Такой. ИДИОТКОЙ?!
– Это, видимо, риторический вопрос, – под нос себе пробормотала Катя, но начальник, к счастью, ее не слышал, потому что уже несся на всех парах дальше.
– Кто бы мне объяснил, почему, собственно, вы в рабочее время занимаетесь работой, не имеющей отношения к музею?
– Потому что вы мне поручили? – попробовала угадать Катя, но натренированный баритон начальника легко перекрыл ее негромкий голос.
– Мало того что в течение месяца наш программист готовил для вас материалы, потому что вы не изволите работать на компьютере! Вы что – совсем?
Катя не работала на компьютере, потому что у нее давно уже его не было. Тот, что служил ей в юности – с зеленоватым выпуклым экраном и системным блоком, похожим на тумбочку, – этот компьютер умер своей смертью много лет назад и не подлежал реанимации. А в музее у реставраторов не имелось компьютеров.
