Лорен Оливер - Delirium/Делириум
— Не беспокойтесь, миссис Тидл, — подмигивает мне Ханна. — Я прослежу, чтобы она не облажалась слишком сильно. Обещаю.
Вся моя нервозность куда-то улетучивается. Ханна так беспечна, так откровенно плюёт на предстоящее... Словом, ведёт себя как обычно.
Мы направляемся к лабораториям. Ханна высокая — почти пять футов девять дюймов[2], поэтому когда мы шагаем рядом, мне приходится идти вприпрыжку, иначе я за ней не угонюсь. При этом я чувствую себя как утка — вверх-вниз, вверх-вниз, ну, точно как утка на волнах. Но сегодня я не обращаю на это внимания. Какое счастье, что Ханна со мной! Иначе наломала бы я дров.
— О Господи, — говорит она. — Твоя тётя, похоже, относится ко всей этой канители чересчур серьёзно!
— Но ведь это действительно очень серьёзно.
Ну, вот и хвост очереди. Кое-кто мне смутно знаком: нескольких девочек я встречала в школе, а вон тех парней видела, когда они гоняли в футбол на заднем дворе Спенсер Преп[3], школы для мальчиков. Один из них смотрит на меня и выгибает брови, мол, чего уставилась? Я тут же отвожу взгляд и чувствую, как жарко вспыхивает лицо, а в животе что-то противно скребётся. «Через пару-тройку месяцев у тебя будет постоянная пара», — твержу я себе, но эти слова так же бессмысленны, так же нелепы, как игра в Мэд Либс, в которую мы, бывало, играли в детстве. Там надо было наобум заполнять пропуски в тексте, и тогда получалась сущая ересь, типа «Мне нужен скоростной банан» или «Дай мне твой мокрый башмак для горячей выпечки».
— Да знаю, я знаю! Уж поверь, я прочитала Книгу Тссс от корки до корки, как и все прочие. — Ханна сдвигает солнцезащитные очки на лоб и, часто, по-кукольному хлопая ресницами, лепечет приторным голоском: — "День Аттестации — это волнительный ритуал перехода, долженствующий подготовить тебя к будущему, полному счастья и стабильного партнёрства". — Она корчит забавную рожицу, дёргает головой, и очки падают обратно ей на нос.
— А сама ты разве так не думаешь? — шепчу я.
В последнее время Ханна ведёт себя странновато. Она всегда была не такая, как все — более откровенная, независимая, бесстрашная. Это одна из причин, почему я очень хотела с ней подружиться. Я-то сама застенчива, боюсь сказать или сделать что-нибудь не то. Ханна — полная противоположность.
Но в последнее время она совсем распоясалась. Во-первых, учиться стала кое-как, во-вторых, её несколько раз вызывали на ковёр к ректору за то, что она огрызалась на замечания учителей. А иногда она вдруг останавливается прямо посреди фразы — просто закрывает рот, словно налетела на невидимый барьер. И ещё я частенько подлавливаю её на том, что она смотрит на океан с таким видом, будто хочет броситься в волны и плыть, плыть...
И вот теперь я смотрю в её ясные серые глаза, вижу, как упрямо сжимается её рот, и ощущаю укол страха. На ум приходит картина: моя мать на секунду застывает в воздухе, перед тем как камнем упасть в океан. Вспоминаю лицо девушки, прыгнувшей с крыши лаборатории несколько лет назад, её щёку, прижатую к асфальту... Прогоняю от себя мысли о болезни. Ханна не больна! Не может быть больна. Я бы знала.
— Если бы они действительно хотели, чтобы мы были счастливы, они оставили бы нам право на выбор, — ворчит она.
— Ханна, — резко говорю я. Критику существующей системы я воспринимаю как самое тяжёлое оскорбление. — Возьми свои слова обратно!
Она поднимает руки вверх:
— Да ладно, ладно, сдаюсь! Беру обратно.
— Ты же знаешь — из свободного выбора никогда ничего хорошего не выходило. Вот, смотри, что творилось в старину: полный хаос, насилие, война. Несчастные люди!
— Ну я же сказала — забираю обратно! — Она улыбается, но я всё ещё сержусь и отвожу от неё глаза.
— К тому же, — продолжаю я выговаривать, — они таки дают нам выбор!
Обычно аттестаторы присылают тебе список из четырёх-пяти рекомендуемых кандидатов, и остаётся только выбрать одного из них. Таким образом, все довольны и счастливы. С тех пор, как Процедура стала обязательной и браки устраиваются административным порядком, в Мэне случилось меньше десятка разводов, а по всем Соединённым Штатам — меньше тысячи. И то почти во всех случаях один из супругов был заподозрен в симпатизёрстве, а, значит, развод необходим и одобряется обществом.
— Ограниченный! — возражает она. — Нам разрешают выбирать только из тех, кого за нас уже выбрал кто-то другой!
— Любой выбор ограничен, — отрезаю я. — Такова жизнь.
Она открывает рот, но вместо того, чтобы пуститься в споры, заходится смехом. Потом берёт меня за руку и пожимает её — два быстрых и два медленных пожатия. Это наш старый сигнал, мы выработали его ещё во втором классе. Когда одна из нас испугана или обижена, или ещё что-нибудь в этом роде, то этот знак как бы говорит: «Я здесь, с тобой, всё будет хорошо».
— О-кей, о-кей. Брось дуться. Я обожаю Аттестации, о-кей? Да здравствует День Аттестации!
— Ну вот, уже лучше, — говорю я, хотя по-прежнему раздражена и немного испугана.
Очередь постепенно подвигается. Мы уже миновали железные ворота с их изысканным украшением в виде навитой поверху колючей проволоки и теперь топчемся на длинной подъездной аллее, ведущей в различные лабораторные комплексы. Наша цель — корпус №6-С. Парни идут в 6-В, так что обе очереди начинают отдаляться друг от друга.
Чем ближе мы ко входу, тем сильнее ощущаются порывы кондиционированного воздуха, когда растворяется стеклянная дверь и гомон ожидающих на несколько мгновений стихает. Это просто чудо — словно тебя на секунду окутали ледяной глазурью, наподобие эскимо. Я поворачиваюсь навстречу прохладному потоку и приподнимаю свой конский хвост — пусть затылок проветрится. Ну что за проклятая жара! У нас дома нет кондиционера, только скрипучие вентиляторы на длинной ножке, которые издыхают к середине ночи. Да и то — большую часть времени Кэрол запрещает нам ими пользоваться: они жрут слишком много электричества, говорит она, нечего деньги на ветер выбрасывать!
Ну вот, скоро и наша очередь. Из здания выходит медсестра со стопкой планшеток и снопиком авторучек и раздаёт их тем, кто поближе ко входу.
— Пожалуйста, будьте внимательны и заполните все необходимые графы в анкете, — объявляет она, — включая и вашу медицинскую и семейную историю.
Сердце у меня подскакивает к самому горлу. Тщательно разлинованная страница с названиями граф — фамилия, имя, инициал среднего имени, настоящий адрес, возраст — представляется мне лабиринтом запутанных линий. Хорошо, что Ханна рядом; она начинает заполнять анкету, положив планшетку на левое предплечье и проворно водя по листку ручкой.
