Развод. Вина предателя - Катя Лебедева
— Саш, ты меня слышишь вообще? Это уже слишком. Я такое не смогу простить, Саш. Это развод, это только развод. Слышишь меня? Ты с ума сошел.
— Полина, твоя истерика изрядно утомила. Высушишь волосы, убери здесь все, брызги летели везде от твоих брыканий, и потом возвращайся в спальню. Я пойду, пока проверю Алису, поцелую ее и тоже подойду.
— Нет, — хватаю его за руку, когда он идет на выход из кухни, я не хочу, чтобы он приближался к дочери, не хочу, не позволю. — Зачем ты это делаешь? Зачем, Саша? Оставь нас. Ты променял выходной с дочерью в парке аттракционов, который обещал ей две недели назад, на компанию любовницы, которой покупал машину.
Мне накрывает по новой, когда вспоминаю, как мы должны были провести этот день. Так паршиво на душе становится.
— Оставь ребенка, оставь меня в покое. Ты сделал сегодня свой выбор. Ты променял день с семьей на покупку тачки для какого-то левого человека. Хотя, наверное, это неправильно будет говорить, потому что лишние люди в твоей жизни, похоже, мы, а не она, раз планы с нами ты спокойно отодвигаешь в сторону и уделяешь время ей.
— Полин, не нагнетай, ей всего пять. Ты себя помнишь в этом возрасте? Она и не вспомнит, что произошло. Завтра я подарю ей игрушку, отвезу в парк, и в детском сердце не останется обиды. Что ты трагедию развела? Я не понимаю, днем раньше, днем позже, это не имеет никакого значения.
Что? Не могу поверить, что он это сказал, просто не могу.
Это он сказал, что мы обязаны праздновать каждый ее день рождения, потому что даже несмотря на то, что ей год, непосредственно сейчас она что-то помнит, и ее чувства сейчас очень важны. Каждый праздник, любая мелочь, мы все это делали по его инициативе, не по моей.
И с Никитой мы так делали, и с Алисой. Саша всегда был еще большей мамочкой-наседкой, чем я. Что изменилось?
— Саш, ты сам себя слышишь? Это не твои слова. Это слова твоей любовницы. Ты не такой, ты так не думаешь, ты так не рассуждаешь. Неужели вот так заканчивается твоя любовь ко мне и детям?
— Мне повторить, ты недостаточно в себя пришла? — грубо прерывает меня муж, а я смотрю на него с выпученными глазами и руками, которые застыли, сжав в полотенце волосы.
Она его приворожила, заговорила, что сделала? Как он мог так резко поменяться? Саша всегда был за то, чтобы у детей были праздники, за то, чтобы у детей были воспоминания в моменте. Это его слова, не мои. Я никогда в это не лезла. Почему сейчас так, и в чем я виновата? В том, что вспомнила об этом?
— Если тебе так не важно, что мы чувствуем, как мы живем, если все это ерунда, зачем ты меня держишь? Отпусти, отпусти меня, потому что мне все это важно. Для меня это имеет смысл и ценность. Твоя любовь, твоя преданность, твоя искренность, твое отношение к детям, для меня все это важно и нужно.
— Так, все, у меня закончилось терпение, Полина. Похоже, тебе надо повторить, — устало потирая переносицу, тяжело вздыхает муж и идет на меня.
Я начинаю пятиться назад, пока не упираюсь в чертову мойку. Теперь ему даже загонять меня не придется, я сама себя загнала в эту ловушку. Его глаза полны решимости, он и правда сделает то, что собрался. Он даже рукава сильнее закатывает и расстегивает еще несколько пуговиц.
— Саш, не надо, остановись, это все она тебя науськала. Скажи мне, что ты любишь нас, скажи, что ты любишь нас, а не ее. Я не могу поверить, что ты нас разлюбил и стал жестоким. Скажи, что это все жестокий розыгрыш.
— Папа нас больше не любит? — сбоку раздается сонный голос Алисы, и мы поворачиваемся к ней.
Это катастрофа.
Глава 5
Глава 5
Полина
Я не представляю, как нам выкрутиться из этой ситуации. Я понимала, что мы им обо всем расскажем, но все должно было быть не так, все должно было быть по-другому. Мы должны были подготовить детей ко всему этому, подобрать правильные слова правильный момент, чтобы они меньше переживали и как можно легче перенесли все.
Вот так из случайно брошенных фраз в ночи, когда она поднялась и с просини, видимо, хочет пить. Господи… Это что-то страшное. Такой вариант развития событий не мог мне в самом кошмарном сне присниться. Маленькая моя родная моя.
В детских глазах блестят слезы. Она прижимает к своей груди плюшевого зайца, губки дрожат, еще немного, и она повторит свой вопрос с истерикой, с требовательными нотками, потому что ее игнорируют, а еще услышанное очень обижает.
Нет, она не капризная, ей не все позволяется, и она не привыкла, что все можно решить слезами, у нас сейчас совершенно другая ситуация.
Нужно срочно что-то придумать, а мы стоим как два истукана. Нужно срочно брать ситуацию под контроль, срочно, но у меня пусто в голове. Я не знаю, что ей сказать, чтобы она не переживала.
Сказать, что все хорошо, уверена, не получится, чтобы она во все это поверила. И солгать, как ей солгать в такой момент? Ведь она сейчас обрадуется, снова начнет улыбаться, а через время мы снова причиним ей эту боль. Второй раз малышке будет намного больнее.
Господи, за что все это, за что? Ненавижу себя в этот момент, ненавижу. Как я могла за ней не уследить, зачем я устроила здесь эту истерику?
— Папа, почему ты нас больше не любишь? Я обещаю, я буду вести себя хорошо, только не переставай любить меня, маму, Никиту. Папа, я буду хорошей, только люби нас.
Из глаз Алисы брызжут слезы, ее речь не очень внятная, но все же разобрать можно. Господи, девочка моя, она подумала, что это она в чем-то виновата.
Нет, это уже слишком. Маленькая моя, она не должна думать, что это из-за нее. Это никак с ней не связано. Ну почему она такая милая, маленькая и наивная, а главное тянет все на себя? В этом нет ее вины, нет и никогда не будет. Никогда.
Но это все мысли, открываю рот, пытаюсь хоть слово сказать, но, видимо, нахожусь в таком шоке, что ничего не выходит, только хрип, и, кажется, это приводит в себя Сашу.
— Алис, девочка моя, это не так. Я люблю и тебя, и
