Там точно есть любовь - Татьяна Ивашкина
От крика папа вздрагивает и оборачивается к дочери. Его улыбка напоминает гримасу: папа зачем-то перекосил лицо. Да еще странно склонил голову к левому уху.
Неожиданно для самой себя Женька переходит на шепот.
– Пап, ты чего так рано? Пап, ты какой-то стра…
Женька не договаривает, ошарашенная тем, что видит в папиных глазах.
Боль.
Растерянность.
Страх.
Папа переминается с ноги на ногу – как будто передумал идти домой или вообще забыл, куда шел.
– Пап, пойдем к маме!
Желая развеять папино наваждение, Женька протягивает руку, чтобы как следует встряхнуть его за плечо.
Кончики ее пальцев осознают безжизненность папиной правой руки (ощущение человеческого тела, превратившегося в прохладную обездвиженную плеть, Женя запомнит на всю свою жизнь).
Женька шепчет почти беззвучно:
– К маме. Нам надо к маме. Пойдем.
Потом папа сидит на кухне: голова откинута на стену, из глотки вырывается жутковатое мычание. Мама – на коленях перед ним, растирает скрюченные папины пальцы, бормочет что-то успокаивающе бодрое. Безуспешно пытается перелить в папу свою силу и жизнь.
Врачи скорой помощи: две невысокие строгие женщины и молодой парень, наверное, водитель машины.
Испуганный сосед с верхнего этажа. Помогает спустить папу вниз, прямо на стуле.
Захлопнувшаяся за ними входная дверь.
Тишина пустой квартиры разрывает уши.
За пару секунд до одиночества Женька еще раз встречается с папой глазами. Не находит даже тени своего отца в зрачках испуганного слабого мужчины.
Женька отлично знает, что произошло.
Сегодня на улице она своим громким криком сломала папу.
Глава 4. …Натальей Михайловной
Наталья Михайловна выравнивает стопку справочников, сдвигает их в дальний левый угол стола. Не спеша проходит через кабинет к окну, раздвигает шторы, открывает форточку. Выпрямляет спину. Морщится от ворвавшегося в помещение гула машин и внезапной ломоты в правом плече.
Срочно выдыхай раздражение.
Ты выбрала эту работу еще тридцать лет назад. По велению сердца и против официальных устремлений сообщества. Преуспела. Даже превратилась в легенду, ценную новость сарафанного радио.
Просто продолжай соответствовать имиджу. И спрячь личное, пожалуйста. Правда в том, что врач обязан быть актером. От степени достоверности выбранной маски зависит успех их выздоровления. Почему только рано или поздно начинаешь презирать этих наивных испуганных «их»? Презираешь, но лечишь. Чье спасение надеешься обрести? Ладно, не отвечай.
Наталья Михайловна снова садится напротив пациентки. Стирает ребром ладони невидимую пыль с поверхности стола.
Так или иначе, а прием пора начинать.
Она поднимает взгляд на грузную потную женщину, нервно ерзающую напротив. Чуть больше тридцати. Располнела после поздних долгожданных родов, в форму никак не возвращается – наверняка подсознательно гордится своими телесами, отметиной успешного таки материнства. Приходит уже четвертый раз, а все никак не запомнит элементарные правила: не паниковать, не злоупотреблять жаропонижающими, четко описывать симптомы, не впихивать при первом чихе в малыша иммуномодуляторы… Не писать по выходным и после двадцати одного.
Не переходить границы между врачом и пациентом.
Нет смысла любить объекты врачевания – это не друзья и не родственники. Впрочем, НЕ любить их – тоже лишено разумности. Ты способна повернуть вспять большинство болезней: бесконечные часы штудирования справочников даром не прошли – препарат угадывается часто. Разве это не повод симпатизировать гонцу, демонстрирующему добрую весть? Что тебя злит? А может быть… ты… им…
…завидуешь?
– Рассказывайте, Оксана.
– Он не спал сегодня всю ночь. И попа. Она просто алая! С корочкой! Я не знала, что делать. Помазала там одной мазью. Понимаете, в аптеке сказали, что это совершенно безопасно!
– Какая мазь?
– Да там состав совершенно безобидный! На коробочке написано «от нуля плюс». Он просто так сильно плакал. У меня вот тут разрывалось. Ну как вам объяснить? Вот тут. Физически – пекло. Вот прямо в груди! И он сразу затих, как я смягчила.
– Название мази, Оксан.
– Да не могу я, когда он рыдает. В трещины же может попасть инфекция. Мне рассказывали, как у одного грудничка даже сепсис развился – от обычного диатеза. Нельзя упустить. Ну и вот…
Сиюминутное удовлетворение. Вот чего вы все жаждете. Снять проблему – здесь и сейчас. Не задумываться о последствиях. Не видеть предпосылок. Мази для подавления прыщей, дезодоранты, напичканные химией кремы для лица. И, конечно, сомнительные комплексы витаминов, разбалтывающих природную целостность ваших детей. Скажите, зачем приходить к гомеопату, если отказываться признавать очевидное: организм сам разберется, что ему надо? Какая-то беспросветная скудность ума, помноженная на страх и нетерпение.
Да что такое? Наталья Михайловна осаживает себя, как норовистую лошадь, узнавшую дорогу к конюшне. Как-то же раньше удавалось не впадать в это внутреннее старческое ворчание. Впрочем, тогда она еще умела улыбаться пациентам и радовалась началу рабочего дня…
Женщина напротив – измотанная недосыпом взволнованная мамаша, переживающая за своего больного ребенка.
Надо подобрать препарат для ее малыша. Вот и все.
…То, что в начале месяца обрушилось на Костика и его семью, – ад. Тяжелый ишемический инсульт. Отложенная диагностика – упущенное время. Как результат – афазия и практически полный паралич правых конечностей.
Ее блистательный, веселый сын теперь прикован к инвалидной коляске и лишен речи. Что мы в юности читали в учебниках? «Терапевтическое окно инсульта» – это промежуток времени от трех до шести часов с момента поражения, в который процесс изменения нейронов еще обратим.
Костик не успел.
Жив же.
Жив.
Невестка держится из последних сил. Из последних, но стойко. Наталья Михайловна всегда чувствовала, что за Катиными скачками эмоций, внешней эфемерностью, перепадами настроения и болезненной самокритикой прячется стальной жгут – выносливость воина. Раньше это противоречие смущало ее, как гомеопата: сепия, которая скрывает в себе ликоподиум? Редкое сочетание. Но именно в нестандартном смешении признаков таится математическая прелесть любимой науки.
Отношения с Катей у Натальи Михайловны не заладились с первого знакомства. Девушка Костика напомнила ей отчаянного тощего волчонка, дерущегося за свободу с теми, кто и не думает ее ограничивать. Заранее обиженная, настороженная, ожидающая подвоха. И год за годом Наталья Михайловна наблюдала, как заостряются Катины скулы от любого робкого совета свекрови. Видела и почему-то не могла разозлиться ни на строптивость Костиной жены, ни на ее натянутую вежливость. Катя – вечный ребенок, над порывами которого мудрой женщине остается лишь посмеиваться, радуясь безудержному счастью в глазах сына.
И так пятнадцать лет.
А сейчас от храбрости этой девочки
