За пределами разрыва - Таниша Хедли

— Алло? — говорит его глубокий голос с другого конца.

— Семьдесят пять тысяч в год, и у тебя есть сделка.

Я произношу эту фразу, затаив дыхание, — жидкая храбрость заставляет меня звучать увереннее, чем я чувствую.

— Я сделаю ее еще слаще, на случай если ты передумаешь утром, когда протрезвеешь, — я слышу, как в его словах появляется улыбка. — Сто пятьдесят тысяч в год, и я добавлю бесплатную комнату в «Доме Шреддера».

На несколько минут я ошеломленно замолкаю, прежде чем в моей голове вспыхивает вопрос.

— Ты удалил все статьи и посты обо мне? — наконец спрашиваю я.

На мгновение становится тихо.

— Твой посадочный талон должен появиться в твоем электронном почтовом ящике в ближайшие десять минут, — говорит он вместо этого. — Скоро увидимся. Спокойной ночи, Илай.

У меня перехватывает дыхание, когда я слышу прозвище, которым меня называли только родители. Чувствую, как мое горло сжимается, а зрение снова расплывается.

— Спокойной ночи, — бормочу я, голос дрожит.

Он отключается, и я тру глаза, не позволяя слезам появиться. Менее чем через минуту на мою электронную почту приходит посадочный талон. Когда я изучаю его, мой взгляд цепляется за слова «Бизнес-класс», и я кусаю внутреннюю сторону щек, чтобы не закричать от волнения.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГРИФФИН

Поездка через Сальтвотер-Спрингс навевает горько-сладкую ностальгию.

За двадцать девять лет жизни, до травмы, мне довелось немало попутешествовать, и ничто не сравнится с извилистыми прибрежными дорогами и соленым морским воздухом, который вливается в открытые окна моего джипа в этом городе. Вдалеке слышен шум волн, и я мечтаю о том, как снова окажусь на своей доске для серфинга.

Прошло шесть месяцев с тех пор как я порвал связки, и за это время ни разу не видел и тем более не прикасался к доске для серфинга.

Потираю грудь, чтобы ослабить взявшееся из ниоткуда волнение, и пытаюсь отогнать мрачные воспоминания о том дне, не желая давать им места в моем сознании сегодня. Колено начинает пульсировать.

На этот раз я вернусь другим, более сильным, сосредоточенным. И, в отличие от прошлого раза, провал — не вариант.

«Сальтвотерские Шреддеры», профессиональная команда серфингистов, в которую я вхожу, испытывает трудности с тех пор, как уехал.

Я смотрел все соревнования по серфингу по телевизору в своей больничной палате, и то, что они постоянно проигрывают нашим главным соперникам, команде «Рип Райдерс», наполняет меня невыносимым чувством вины.

Если бы я был там, мы бы каждый раз занимали первое место. В таких соревнованиях, где победа зависит от общего количества очков, каждый человек имеет большое значение.

Я полон решимости загладить свою вину, обеспечив нам первое место в региональном финале кубка серферов.

Это единственное, что стоит между нами и возможностью попасть в мировой тур чемпионата.

Команда-победитель регионального командного финала по серфингу попадает в одиночные отборочные соревнования, где другие одиночные серферы со всего мира соревнуются за лучшие волны и высшие баллы, чтобы получить место в туре чемпионата Всемирной ассоциации серфинга.

«Дом Шреддеров» появляется в конце дороги, и я любуюсь им, как будто вижу его впервые. Он выделяется в этом городе, где каждый дом выглядит как красочный коттедж, взятый из детской книжки со сказками.

Дом был отремонтирован с учетом современных тенденций и вкуса Габриэля. Бледные бетонные стены смягчаются деревянными акцентами и большими окнами от пола до потолка.

Красивые, разноцветные цветы и аккуратно подстриженные кусты украшают дом, пока я еду по длинной подъездной дорожке.

Припарковав машину, выпрыгиваю из нее, стараясь не нагружать травмированную ногу. Несмотря на то что физиотерапевт не советует мне возвращаться из-за затянувшейся боли, шесть месяцев кажутся мне достаточно долгим сроком. Я готов терпеть дискомфорт, если это означает, что я не подведу свою команду снова.

Взяв с заднего сиденья машины свою черную сумку, я направляюсь к входу. Мой взгляд останавливается на деревянной входной двери и вывеске «Сальтвотерские Шреддеры», которая висит над ней.

Раньше, проходя через эти двери, я испытывал чувство гордости, но в этот раз страх овладел мной, и я застыл на месте, зажав кулак в воздухе между собой и дверью.

Ты можешь это сделать.

Я заставляю себя мысленно повторять эти слова, пока на лбу не выступает капелька пота.

Смотрю на свой парящий кулак, который теперь дрожит, и желчь подступает к моему горлу. Наверное, это и есть посттравматическое стрессовое расстройство, о котором говорил доктор.

Никогда не думал, что стук в дверь может спровоцировать его, но вот, пожалуйста.

Я превратился из человека, находящегося на пике своей игры, в человека, который боится открыть эту чертову дверь.

Словно прочитав мои мысли, дверь распахивается, являя ухмыляющееся лицо Габриэля. Наблюдаю, как улыбка исчезает с его лица, когда он изучает меня и мою руку. Я заставляю дрожащую руку опуститься на бок и засовываю обе в карманы штанов.

Мэтьюс недоверчиво смотрит на меня, а затем заключает в объятия.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично.

Мой голос груб.

Он отпускает меня, выражение его лица недоуменное.

— Фин! — кто-то вскрикивает у него за спиной.

Я оглядываюсь через плечо Габриэля и вижу остальных членов моей команды, сидящих на диване с широкими ухмылками, за исключением Коа — этот сварливый ублюдок больше никогда не улыбается, а по мне, так это о чем-то говорит.

Малия и Кайри, единственные две женщины в команде и в доме, вскакивают с дивана и несутся ко мне, как малыши, увидевшие любимого родителя. Я быстро бросаю сумку на пол и раскрываю объятия, когда они врезаются в мою грудь, отталкивая меня на шаг или два назад, а в колене вновь появляется знакомое ощущение пульсации.

— Мы так по тебе скучали, — говорит Кайри приглушенным голосом, крепко обнимая меня, ее каштановые кудри щекочут мне нос, когда она зарывается лицом в мою футболку.

— Да, — соглашается Малия и легонько ударяет меня по плечу, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня грустными глазами. — Не могу поверить, что ты не позволял нам навещать тебя целых шесть месяцев.

— Мне жаль, — говорю я едва слышно, так как мой голос срывается.

Я не хотел никого видеть во время своего выздоровления. Чувствовал себя полным неудачником из-за того, что подвел свою команду, и как бы я ни жаждал их присутствия, особенно в